Книга Экоистка, страница 46 – Анастасия Литвинова

Последний разговор с Давидом еще больше пошатнул ее веру в правильности своих действий. Она часто вспоминала совет Натальи Алексеевны, но сейчас ощущала в нем только желание проучить, отомстить за всех – теперь Кира не хотела видеть в этом мудрости, смелости, только безоглядную, глупую упертость. Не правильнее ли было бы наслаждаться отношениями с Давидом и на основе его империи построить свою – ту, которую сама Кира смогла бы назвать идеальной. Будет ли большая польза от того, что она разоблачит мошенника, или от того, что она воспользуется его авторитетом, а заодно и его любовью? И в каком случае она будет больше уважать себя?

Эти несколько дней пролетели как одно мгновение. Когда они выписывались из отеля, Давид пошел на стоянку за машиной, и у Киры появилось несколько минут, чтобы еще разок насладиться видом с утеса. Ярко-голубая вода бассейна, словно нависшего над обрывом, почти незаметно переходила в синеву моря, а то, в свою очередь, сливалось с небом. Раскидистые деревья накрыли своими гигантскими зонтиками всю веранду, где в безмятежных позах сидели отдыхающие. Хотелось присоединиться к ним и никуда не уезжать. Кира потянулась за фотоаппаратом, настроила фокус, но потом убрала его снова в карман.

– Снимок на прощание? – спросил Давид ласково. Оказывается, он уже подъехал.

– Нет, я не стала снимать. Попыталась запомнить эту картинку в мельчайших деталях.

– Почему?

– Потому что, фотографируя все подряд, мы не даем себе шанса запомнить. Надеемся на гаджеты, мол, когда захотим, посмотрим фотографии и освежим память. Но на самом деле, просмотрев снимки несколько раз, мы убираем их в архив, а сверху складируем сотни и сотни новых. Так мы остаемся без воспоминаний. Когда же мы переносим изображение в телефон, то делаем его реальным. Как бы подтверждаем факт его существования. Я же хочу, чтобы наше путешествие осталось для меня сказкой.

– Любое путешествие с тобой будет сказкой.

Кира широко улыбнулась. Всю дорогу она прижималась к Давиду так, чтобы отдать всю свою нежность, разрядить ее огромные запасы, ничего себе не оставить. Выжать душу до последней капли. Чтобы остатки потом не раздражали, как камешек, попавший в ботинок.

На следующее утро Давид настоял, чтобы на работу ехали вместе. Кира выкручивалась, как могла. Компромисс был найден сомнительный: едут вместе, а в офис поднимаются по очереди.

Ожидая лифт на подземном паркинге, Кира сказала, целуя Давида в щеку:

– Теперь притворяться будет еще сложнее.

Сказала без упрека, с улыбкой на лице и искоркой в глазах. В ответ он посмотрел на нее пристально и неожиданно серьезно.

– Что такое? – смутилась она.

– Вовсе необязательно улыбаться, когда улыбаться не хочется.

– Ты меня пугаешь. – На этот раз она и правда не улыбалась, гоняя по кругу одну и ту же заезженную мысль: «Может, пойти ва-банк и рассказать ему все?». Вместо этого Кира произнесла: – Все в порядке, а улыбка – это просто дежурный рабочий инструмент, который автоматически появляется при попадании в офисное помещение, – и добавила: – Я же профессионал.

– В этом я не сомневаюсь.

Тем вечером Кира поехала к себе домой, хотя уже почти отвыкла там бывать. Включила компьютер и налила себе большую кружку чая, предвкушая длинный разговор. «Скайп» забулькал, и на экране вскоре появилась мама, уже сонная, в привычной домашней одежде, которую носила последние лет пять, если не больше. Кира знала наперед все ее движения и их последовательность. Сначала она поправляла камеру и начинала говорить, потом, опомнившись, надевала наушники. Фраза «привет, заяц!» тоже всегда оставалась неизменной. Кира находила во всем этом особое удовольствие. В глубине души она ненавидела любые перемены в своей турбулентной жизни. Оксанина стабильность была тем редким моментом, за который хотелось уцепиться и который придавал Кире сил.

Кира не сразу ответила на мамино приветствие. Слова застряли в горле, ей жгуче захотелось разреветься. Несколько секунд она сидела с закрытыми глазами, сглатывая нарастающий комок в горле.

– Ну что опять стряслось?

– Сейчас, – выдохнула она. – Подожди секунду.

Ей удалось совладать с собой, и она выдала Оксане все, что должна была сказать намного раньше. Мама сосредоточенно слушала.

– Скажи мне вот что. Как Давид относится конкретно к тебе? – спросила она в конце Кириных признаний.

– Знаешь, может, это звучит самонадеянно, но мне кажется, он меня любит.

– Ммм… – Оксана многозначительно промычала, собираясь с мыслями и смотря мимо Киры куда-то в пространство. – В психологии есть так называемый «эффект Сократа», то есть каким бы умным ни был человек – а ты, безусловно, умная, – он не может объективно проанализировать ситуацию, находясь в ней. Если короче, то со стороны виднее.

– И?

– И… ты сильно драматизируешь. В твоей ситуации драмы нет вообще. Есть только выбор, но, мне кажется, ты его уже сделала в пользу своего ненаглядного шефа. По мне, это единственно верный выбор.

– Что-то мне, мам, страшновато.

– Ну и зря. Если тебе страшно, нужно делать наоборот, потому что страх – самый плохой советчик. Люди повинуются страху, чтобы избежать опасности. Но быть трусом – это и есть самая большая опасность. У трусов никогда не сбываются мечты, они никогда не бывают счастливы. Они могут только выживать. Чего ты больше всего боишься – осуждения?

– Нет… наверное, нет. А что если это все же правда?

– Может быть, и правда. Но тебя же ничего не смущало, когда ты работала в Думе. Помнишь, ты мне рассказывала, как один депутат не попал в очередной созыв и ушел в частный бизнес, а потом жаловался тебе, что хочет вернуться на государственную должность, поскольку там хоть воровать можно. Тебя не смущает, что сам Марк не пошел в открытую против Давида, тихо отсиживается в сытой Женеве, а твоими руками хочет вершить правосудие? Попросту подставляет тебя. И Женю, видимо, несильно заботит, чем для тебя обернется эта история.

– Да, мам, я злюсь на обоих. Только понять не могла, откуда во мне эти чувства.

– Вот видишь! Доченька, делай так, чтобы тебе было комфортно. Делай все, чтобы быть счастливой. Какие-то там разоблачения счастья тебе точно не принесут. И ты правильно говоришь, что Гринберг откроет перед тобой возможности, которые раньше были недоступны.

– Это звучит меркантильно.

– Поиск лучшего исхода ситуации – это не меркантильность. Иначе можно назвать меркантильным каждого спортсмена, бьющегося за победу.

– А Макс?

– Ну что Макс… Я с самого начала знала…

– Да-да, – перебила ее Кира, – что мы не будем вместе. Ты это уже говорила. Много раз.

– Именно.