Книга Пляжное чтение, страница 33 – Эмили Генри

– Они поженились через три месяца, – сказала я Гасу. – Примерно через двадцать пять лет после этого вышла первая книга их единственной дочери «Поцелуй, поцелуй, желание, желание» в издательстве «Сэнди Лоу» и с посвящением, которое гласило…

– Моим родителям, – вставил Гас, – союз которых являет собой свидетельство силы руки судьбы, пусть и механической.

У меня отвисла челюсть. Я почти забыла, что он уже говорил мне на заправке, что читал мои книги. Или, может быть, я просто не позволяла себе думать об этом, потому что боялась выводов? Это означало, что он ненавидел мое творчество. Значит, я каким-то образом все еще конкурирую с ним. Похоже, по его мнению, я нуждаюсь, чтобы он признал меня своим соперником или хотя бы ровней.

– Ты это помнишь? – эти слова прозвучали как шепот.

Его взгляд метнулся ко мне, и мое сердце подскочило к горлу.

– Именно поэтому я и расспрашивал о твоих родителях, – сказал он. – Я думаю, что это самое прекрасное посвящение, которое я когда-либо читал.

Я скорчила гримасу. В его устах это едва ли могло быть комплиментом.

– Интересная фраза?

– Прекрасная, Яна, – тихо поправил он меня. – Я думаю, что это прекрасная фраза. Ты ведь хочешь, чтобы я это признал?

– Да, – просто ответила я, чувствуя, как мое сердце снова заколотилось в груди.

– Я действительно думаю, что это красиво, – искренне сказал он.

Я отвернулась к окну:

– Ну да, конечно. Но все оказалось ложью. Мама, наверное, считала, что он великолепен. Она знала, что он ей изменяет, и осталась с ним.

– Мне очень жаль.

Несколько минут никто из нас не произносил ни слова. Наконец Гас интеллигентно и естественно откашлялся.

– Ты спрашивала, почему Новый Эдем. Почему я хочу написать об этом?

Я кивнула, радуясь смене темы, хотя и удивленная таким переходом.

– Наверное… – он встревоженно дернул себя за волосы. – Ну, моя мама умерла, когда я был ребенком. Не знаю, знала ли ты об этом.

Я не была уверена, стоило ли это признавать, но даже если бы я не знала этого, это вполне соответствовало бы его имиджу тогда в колледже.

– Едва ли, – ответила я.

– Да, – сказал он. – Итак, мой отец оказался дрянью, но моя мама… она была потрясающей. И когда я был ребенком, то часто думал о том, почему на меня ополчился весь мир. Мы застряли в странной ситуации, но это не было навсегда. И я все ждал, когда она уйдет от него. Я действительно ждал. У меня была особая сумка, набитая кучей комиксов, носками и батончиками мюсли. У меня было видение, как мы прыгаем в поезд и едем до конечной остановки, понимаешь?

Когда его взгляд метнулся ко мне, уголки его рта скривились, но улыбка была ненастоящей. Он продолжил:

– Разве это не смешно? Разве я не смешон?

А я уж знала, как распознавать такие улыбки, потому что это была улыбка, которую я сама практиковала в течение года. Что-то вроде «Вы полагаете, что я настолько глупа? Не переживайте за это».

Тяжесть сдавила мне живот при мысли о таком образе. Оказалось, что Гас, прежде чем стал тем Гасом, которого я знала, был другим. Он всерьез мечтал о побеге, верил, что кто-то спасет его.

– А куда ты собирался уехать? – спросила я. Но почему-то получилось шепотом.

Его взгляд снова устремился на дорогу, мускулы на подбородке запульсировали, а затем расслабились. Его лицо снова стало безмятежным.

– Туда, где растут секвойи, – сказал он. – Я был почти уверен, что мы могли бы построить там дом и жить на дереве.

– Домик на секвойях, – тихо повторила я, словно это была тайная молитва.

В каком-то смысле так оно и было. Это был тот крошечный кусочек Гаса, которого я никогда не могла и представить себе – с романтическими идеями и с надеждой на самое маловероятное.

– Но какое это имеет отношение к Новому Эдему? – задала я давно мучивший меня вопрос.

Он кашлянул, посмотрел в зеркало заднего вида и снова уставился на дорогу.

– Наверное… несколько лет назад я просто понял, что моя мама была уже не ребенком, чтобы думать так же, как я.

Пожав плечами, Гас продолжил:

– Я думал, что мы ждем удобного момента, чтобы уехать, но она даже и не собиралась этого делать. Она никогда не говорила об этом. Она могла бы вытащить меня и себя оттуда, но не сделала этого.

Я с сомнением покачала головой:

– Сомневаюсь, что все было так просто.

– Я знаю, что это было непросто, и когда я говорю и пишу об этом книги, я хочу «исследовать причины, по которым люди остаются вместе, хотя цена таких решений слишком велика». Но вся правда в том, что я хочу понять причины этого. Я знаю, что это не имеет смысла, и культ не имеет к этому никакого отношения.

«Цена слишком велика». Так вот во что обошлось сохранение семьи его матери и во что Гасу. Тяжесть в моем животе начала разливаться, давя уже на все остальное. Свои романы я начала публиковать, потому что хотела жить в самые счастливые моменты в том безопасном месте, где всегда была любовь моих родителей. Меня утешали книги с обещанием счастливого конца, и я хотела сделать такой же подарок кому-нибудь еще.

Гас же писал, пытаясь понять нечто ужасное, что случилось с ним. Неудивительно, что мы писали так по-разному.

– В этом есть смысл, – сказала я наконец. – Никто с таким упорством не ищет посмертных родительских ответов, как это делаю я. Жаль, что я не могу посмотреть фильм «300 спартанцев» вместе с папой, как это было когда-то давно.

Он слабо улыбнулся мне и произнес:

– Отличное кино.

Но за этой фразой стояло «Спасибо и давай двигаться дальше». Как бы мы ни отличались друг от друга, мне казалось, что мы с Гасом – два инопланетянина, случайно встретившиеся на Земле и обнаружившие, что говорим на одном языке.

– Мы должны создать киноклуб, – предложила я. – Мы всегда будем на одной волне по этому поводу.

На мгновение он замолчал, задумавшись.

– У тебя действительно получилось прекрасное посвящение, – сказал он. – Оно никак не похоже на ложь. Может быть, эта правда и сложная, но никак не ложь.

Тепло наполнило меня до такой степени, что я почувствовала себя чайником, изо всех сил старающимся не свистеть.

Вернувшись домой, я включила компьютер и заказала себе экземпляр «Откровений» Гаса.

* * *

И тут началась настоящая компоновка сюжета.

Я провела почти хирургическую операцию над книгой. Разделила ее на части, сохранив кусочки в отдельных файлах. Элли стала Элеонорой. Она прошла путь от неудачливого агента по недвижимости до неудачливого канатоходца с пятном в форме бабочки на щеке. Абсурдные конкретные детали украсили книгу. Ее отец стал глотателем шпаг, а мать – бородатой леди.