Книга Роман с Дьяволом, страница 81 – Ника Форд

– Я должен хотя бы попробовать. Да и убивать, не организовав прикрытие, довольно глупо. К сожалению, я не могу вырезать или пристрелить всех тех, кто заслуживает. Но попытаться стоило. По крайней мере, эти твари больше никому и никогда не причинят вреда. Никого не растлят. Не изнасилуют. Не замучают до смерти.

– Но ты ведь не собирался их убивать. Изначально.

– Я знал, что нам не по пути.

– Выходит, ты специально заполучил клуб? Чтобы получить доверие и расквитаться при первой же удобной возможности?

– У нас было мало шансов успешно сработаться. Ты же видела, какие дела там творятся. Еще и эти попытки торговать детьми. Они бы пытались проворачивать подобное дальше.

– Это чудовищно.

– Очень часто это основная статья дохода.

– Я хочу понять, как ты… как ты не боишься выступить против системы? Как ты смог рискнуть и устроить такую резню?

– Я не выступаю против системы. Я делаю только то, что в моих силах. И поверь, изображать борца за справедливость не стану. Я представлю все так, будто те, кто рулил «Вавилоном» состояли в сговоре против основного начальства, постоянно воровали и наживались в обход общей кассы. Необходимые документы составлены. Вот только вряд ли мою инициативу одобрят сверху. Но ничего. Поборемся.

– Я не думала, что ты… – осекаюсь.

– Что?

– Такой.

Я и правда не знаю, как можно объяснить, как в нескольких словах все отразить.

– Такой дебил? – он хохочет.

– Нет.

Я чуть отстраняюсь, поворачиваюсь к нему лицом. Я хочу видеть его глаза. Я хочу видеть в его глазах себя.

– Настоящий, – улыбаюсь.

– Ты тоже, – уголок его губ дергается. – Пожалуй, ты даже слишком настоящая для меня.

Я прижимаюсь к нему. Обнимаю. Сильно-сильно. Мне так хочется спаять наши тела воедино.

– Макс.

– Да?

Я молчу, просто наслаждаюсь этой удивительной, практически нереальной близостью. Вдыхаю родной запах. Запах моего мужчины.

Я провожу пальцами по его щекам, по губам. Я не знаю, что будет потом, дальше, в следующее мгновение, но сейчас я упиваюсь, захлебываюсь счастьем. Я пьянею от ощущения того, что Чертков рядом.

И нет прошлого. Все вычеркнуто, стерто. Нет насилия, крови, смертей. Нет мести и ненависти. Ничего нет. Только мы.

– Детка, – повторяет он.

И уже даже не важно, что никогда не называет меня по имени. Издевательское «Катерина Олеговна» не в счет.

– Я знаю, о чем ты говорил с моим отцом, – нарушаю нашу хрупкую идиллию. – Тогда, в тюрьме.

Я должна ему сказать. И не только об этом. Пусть все карты будут выложены на стол. Наконец-то все встанет на свои места. Больше не будет никаких недомолвок.

– Я достала запись с видеокамер. Там не было звука, поэтому пришлось заказать расшифровку.

Чертков мрачнеет, но ничего не говорит.

– Я знаю, что он сделал. С Назаровым. С его семьей.

Запинаюсь.

– Я понимаю, не стоит о таком спрашивать. Но я не могу иначе. Я просто обязана это сделать. Скажи, мой отец и твоим родным причинил боль?

Чертков отступает от меня. Резко. Его желваки отчетливо выделяются, скулы ходуном ходят.

– Пожалуйста, я… извини.

Складываю руки на груди, пытаюсь собраться.

– Я должна понять.

– Что?

– Почему ты настолько сильно меня ненавидел?

Мое сердце ухает вниз. У Черткова такое выражение лица, что я начинаю сомневаться в том, стоило ли употреблять прошедшее время.

– Или ненавидишь до сих пор?

Я не могу не задать этот вопрос.

Я хочу узнать правду.

– Пойдем.

Чертков направляется к лестнице, начинает подниматься. А я стою, не способна сдвинуться с места.

– Чего застыла? – бросает через плечо. – Идем.

И я следую за ним, поборов животный ужас. В который раз судьба окунает меня то в жар, то в холод.

Гнетущее чувство томится в груди. Какая-то странная, пугающая неизбежность, необратимость смертного приговора.

Еще мгновение назад над головой царило безоблачное небо, а теперь опять сгущаются мрачные тучи.

Я просто поднимаюсь по лестнице, но впечатление такое, как будто я поднимаюсь на свой собственный эшафот.

Чертков заходит в кабинет, кивком головы указывает мне на кресло.

Я стараюсь не смотреть на сейф, ничем себя не выдавать. Хотя возможно, он уже все знает? Или догадывается? Понимает, что я украла тот жесткий диск?

Нет, вряд ли.

Моя интуиция вопит об опасности, но разум подсказывает – с кражей это никак не связано.

Я покорно опускаюсь на сиденье.

Чертков подходит к сейфу.

Я отворачиваюсь.

Раздается металлический щелчок.

– Ты когда-нибудь видела это? – он протягивает мне видеокассету.

Настоящий раритет. Помню ее с прошлого раза. Сейчас такие не выпускают. На них нет спроса, разве только особые ценители подобных древностей проявляют интерес. Однако на массового потребителя это не рассчитано.

Когда-то у меня дома было полно таких. Целая коллекция.

– Посмотри внимательно.

Я беру видеокассету и не могу унять дрожь.

– Что здесь? – нервно сглатываю.

Нет никаких опознавательных знаков. Ни надписи, ни какой-либо пометки.

– Включи.

Голос Черткова звучит ровно, даже как-то бесцветно.

– Хорошо.

Я осматриваю комнату в поисках подходящего устройства, и холодок проходит по спине, когда я замечаю, что видеомагнитофон находится на тумбе, совсем рядом. Вставляю туда кассету, беру пульт, пытаюсь вспомнить, как именно запускать просмотр.

– Все начнется автоматически, – говорит Чертков.

И правда.

Огромный настенный телевизор оживает, просто сначала я этого не понимаю. Показывается темная комната, чуть позже вспыхивает свет прожектора.

Невольно закрываю глаза. Вспышка слишком яркая. Слепит.

И что-то неприятно саднит внутри, скребется, царапается, будто старая, незажившая рана начинает гнить.

– Нет, смотри.

Чертков подходит ко мне, его ладони мягко ложатся на мои виски.

– Открой глаза.

– Я просто…

– Я думал, у нас есть время. Но ты права. Чем раньше все прояснится, тем лучше. Раньше я не планировал ничего объяснять, а теперь понимаю, что ты заслуживаешь этого.