Онлайн книга «Бал жертв»
|
— И мы это сделаем, — сказал Машфер. — Молчи и выслушай меня до конца! — продолжал Баррас. — Мы слушаем. — Завтра, если вы сохраните мне жизнь, если вы возвратите мне свободу, я сделаюсь первым лицом в Республике, и моей обязанностью будет позаботиться о ее безопасности и отыскать заговорщиков… — Делай то, что ты называешь своей обязанностью, — сказал Машфер. — Но, — докончил Баррас, — я дворянин, как вы мне это напомнили, и не употреблю во зло ваше великодушие. Никто не будет знать, что я был здесь, никто не узнает, что я чуть не лишился жизни, и я забуду ваши лица и ваши имена. Судьи с сомнением переглянулись, но Машфер вскричал: — Вы можете ему верить! — Я прошу вас завязать мне глаза, — продолжал Баррас, — и посадить в карету, которая отвезет меня на дорогу в Гробуа. — Этого не нужно, — сказал Каднэ, — тебе не станут завязывать глаза, гражданин директор. Мы верим твоему слову. Баррас поклонился. Потом, обратившись к маркизе де Валансолль и Марион, сказал: — Я должен каждой из вас жизнь человека. Рано или поздно, может быть, вы напомните это обещание. Маркиза и Марион остались безмолвны. В последний раз обратившись ко всем этим людям, которые прежде осудили его, а потом простили, Баррас сказал: — Господа, я знаю, что между вами есть люди, которые были осуждены заочно и которые, если попадутся в руки полиции, будут отправлены на эшафот. Но если Французская республика не может всегда прощать, то по крайней мере она может закрывать глаза. У меня будут готовы паспорта для тех, которые захотят оставить Францию. Ответом ему была тишина. * * * Через несколько минут гражданин Баррас выходил с завязанными глазами из залы Бала жертв и снял свою повязку только у Шарантонской заставы. Через час он приехал в Гробуа. Уже рассветало, но праздник директора продолжался. Исчезновение хозяина дома приметили, но имя Марион переходило из уст в уста, и женщины завидовали Марион, а мужчины — гражданину Баррасу. Только одна особа оставалась озабочена и растревожена, но она молчала и никому не поверяла своей озабоченности и своего беспокойства. Эту особу Баррас встретил первой, возвращаясь через сад, в крытой и темной аллее. — Поль! — сказала она, подбегая к нему. Баррас вздрогнул и удвоил шаги. — А! Это вы, Ланж? — сказал он. — Это я, — отвечала молодая женщина (а женщина эта была молодая да еще и хорошенькая), — я ищу вас везде со вчерашнего вечера. Она схватила его за руку и увлекла в луч света, отбрасываемый венецианским фонарем, висевшим на дереве. Баррас засунул большой палец правой руки за жилет и принял победоносный вид. — Вы ведь знаете, красавица моя, — сказал он, — что мы теперь не более чем просто добрые друзья? — Ну и что же? — Что мы взаимно возвратили друг другу полную свободу… с известного дня. — Так, и что же дальше? — спросила мадемуазель Ланж. Это была прелестная, грациозная актриса из театра Республики, мадемуазель Ланж, любимая воспитанница мольеровского дома. — Я вздумал воспользоваться моей свободой, моя обожаемая, — сказал Баррас, приняв развязный вид. — А! — Пока вы здесь танцевали… — Вы отправились забавляться в другое место? — Именно. — Вы увезли с собой цветочницу Марион? — Может быть… Признайтесь, она ведь очаровательна? Почти так же, как и вы… Директор-волокита обнял мадемуазель Ланж и поцеловал ее, но молодая женщина вырвалась и осталась печальна и серьезна. — Мой бедный Поль, — сказала она, — ваша одежда в беспорядке, ваши волосы растрепаны, и вы бледны, как привидение. — В самом деле? — спросил Баррас, вздрогнув. — Я не спорю, что вы уехали из Гробуа с Марион, но… Ланж взглянула на Барраса — тот потупил взгляд. Она переспросила: — Разве не вы увезли Марион?.. — Вот еще! — А, так это она вас увезла? — А! Вот это уже смешно! Баррас попытался рассмеяться. Ланж положила свою маленькую белую ручку на руку смущенного директора. — Я знаю многое, — сказала она. — Что же вы знаете? — Вы получили вчера утром письмо. — Да. — В этом письме вас предупреждали, что вас хотят убить. — Да. — Это письмо написала я. — Вы?! — Да, я. Вы, наверное, подвергались опасности в эту ночь. Баррас промолчал. — Я не спрашиваю вас, — продолжала Ланж, — как вы спаслись… Для меня это все равно, если вы здесь… Только послушайтесь меня и будьте осторожны… Прощайте! — Как! — сказал Баррас. — Вы меня покидаете? — Я уезжаю. — Вы уезжаете из Гробуа? — Да, друг мой. Сейчас пять часов утра. У меня репетиция в двенадцать, а вечером — спектакль. Прощайте… или, лучше, дайте мне руку, мы пойдем по этой аллее, которая ведет к калитке, и вы проводите меня до кареты. Баррас повиновался. Через несколько минут он сам отворил дверцу и посадил в карету Ланж. В карете сидела толстая женщина лет сорока, которая заворчала от удовольствия, увидев свою госпожу. — А! Так с вами была Жаннетта, это милое создание? — воскликнул Баррас, затворив дверцу и просовывая голову в окно. — Я не оставляю свою госпожу, — сказала Жаннетта. — Никогда? — улыбнулся Баррас. — О, чрезвычайно редко! — Она отлично охраняет меня, — сказала Ланж, смеясь. — В самом деле? — Все обожатели приближаются ко мне с почтением. — Любовь — глупость, — возразила Жаннетта, — на нее не купишь серебра, замка и годовых доходов. — Добрая Жаннета! — сказал Баррас, смеясь. — Ее никогда не обвинишь в ненаходчивости. До свидания, моя красавица! Баррас наклонился и сделал знак кучеру, тот хлопнул бичом, карета тронулась. — Сударыня… Сударыня… — с живостью сказала Жаннетта. — Ах, если бы вы знали! — Что такое? — спросила Ланж. — Он был здесь. — Кто? — Машфер. — Знаю, — холодно сказала Ланж. — А вы видели его? — Да. — Он с вами говорил? — Нет. |