Книга Бал жертв, страница 56 – Пьер Алексис Понсон дю Террайль

— Спасибо! Но, милый друг… Мне кажется… Что вы пожаловали сюда не за тем, чтобы говорить о политике…

— Когда я пришла одна.

— Но почему же?

— Потому что Марион не хотела, любезный граф…

— Ах! Знаете ли вы, моя милая, — сказал Баррас со вздохом, — что после моего праздника в Гробуа… Вы знаете?

— Я знаю, что в эту ночь вы едва спаслись от смерти.

— Пусть так!

— Ну, что же после этой ночи?

— Я не сплю.

— Не едите и не спите… И любите Марион?

— Как сумасшедший!

— Это серьезно?

Ланж потупила глаза и задумалась.

— Послушайте, — с жаром продолжал Баррас, — я, право, не знаю, к какой жертве способен я, чтоб угодить ей.

— Неужели?

— Я дам ей дворец…

— А еще что?

— Мало ли еще что… Мою жизнь, мою кровь.

Ланж пожала плечами.

— Бедный друг, — сказала она, — вы всегда будете молоды.

— О!

— Я этого боюсь. Знаете, зачем вы любите Марион?

— Нет… Я знаю только, что люблю ее.

— Вы ее любите, потому что она вас презирает, потому что отказывается от ваших великолепных предложений…

— Ах! — сказал Баррас тоном горестного уныния. — Стало быть, она любит другого…

— Это правда.

— Стало быть, этот человек молод и красив?..

— Он был молод и красив.

— Как! Был?

— Да.

— Объяснитесь, сделайте милость.

— Я говорю — был, потому что он умер.

— А! — сказал Баррас с радостью эгоистической и жестокой.

— Милый мой, — холодно сказала Ланж, — над живыми почти всегда торжествуют, а над мертвыми никогда. Сердце, привязавшееся к могиле, взять нельзя.

— Но кто же был этот человек? — вспыльчиво вскричал Баррас.

— Вы его знали.

— Я?

— Он участвовал в заговоре рыцарей кинжала и погиб на гильотине.

— Как его имя?

— Его звали Каднэ.

Баррас побледнел, и голос его сделался глухим.

— Итак, Марион любила этого человека? — сказал он.

— Да.

— И еще любит его?

— Она всегда будет любить его.

Баррас судорожно провел рукой по лбу, потом его дрожащие ноздри расширились, верхняя губа сжалась.

— Но разве вы пришли сюда затем, чтобы заронить отчаяние в мое сердце? — сказал он.

— Мой добрый друг, — возразила Ланж, — что вы думаете об этих потерпевших кораблекрушение, которые несутся по морю в бурную ночь без компаса, на плоту и не видят даже неба?

— Что вы хотите сказать?

— Между тем, как они отчаиваются, тучи расходятся, показывается синее небо, блестит звезда, Звезда полярная, которая указывает север, то есть дорогу, по которой можно следовать, то есть спасение.

— К чему все это? — опять спросил Баррас.

— Вы один из этих кораблекрушенных, друг мой.

— Я не вижу никакой звезды, — со вздохом сказал Баррас.

— Я вам укажу ее.

— Вы?

— Конечно. Зачем же я пришла?

Баррас бросил на нее жадный взгляд.

— О, говорите! — сказал он. — Говорите скорее!

— Здесь, возле Ланж, вы человек слабый. Имя женщины расстраивает вам голову и сердце, вы бессильны перед равнодушием этой женщины!

— Это правда!

— Но по выходе отсюда вы становитесь первым лицом в Республике, человеком, делающим из Франции все, что он захочет.

— Почти по крайней мере, — прошептал Баррас, приосанившись, несмотря на уныние, тяготевшее над ним.

— У вас в руках жизнь многих особ иногда, если не всегда.

— Далее?

— Ну, предположите, что когда-нибудь случай отдаст в наши руки участь человека, к которому Марион будет чувствовать столько же дружеского расположения, сколько она имела любви к тому, кто умер.

— Ну, что ж?

— Разве вы не видите вдали блеск звезды, о которой я вам говорила?

Баррас снова нахмурил брови.

— Милая моя, — сказал он, — не могу же я, однако, служить моему сердцу в ущерб Республике.

— Ба! — сказала она насмешливым тоном.

Директор, который встал и ходил по комнате большими шагами, вдруг остановился.

— Уж не пришли ли вы просить у меня помилования кому-нибудь?

Ланж расхохоталась.

— Нет, — отвечала она, — ни Марион, ни мне некого спасать, но случай может представиться.

— Прекратите загадки! Как зовут человека, для которого Марион…

— Каднэ!

— Но ведь он умер.

— Это не тот.

— А!

— Это брат. Как! Вы уже забыли?

— О нет! — сказал Баррас, с трепетом вспомнивший ночь на Бале жертв. — Что с ним случилось?

— Я не знаю.

— Но если… Когда-нибудь его участь будет в моих руках… Вы думаете, что… Марион…

— Я ничего не думаю, — сказала Ланж, — но я жду всего.

Баррас вздрогнул, потом прибавил:

— В самом деле этот человек должен составлять заговоры.

— А! Вы так считаете?

— Он и Машфер.

Ланж вздрогнула, в свою очередь, и слегка побледнела при имени Машфера.

— Вы и этого знаете также? — спросила она.

— Еще бы! — сказал Баррас.

— Вы, кажется, его крестный отец?

— Милая моя, — резко сказал директор, — есть вопросы, на которые я не люблю отвечать.

Потом, как бы желая во что бы то ни стало прервать разговор, который, по-видимому, был для него тягостен, он взял письмо с позолоченного подноса, распечатал его и прочел: