Книга Золотой корсар, страница 92 – Луи Нуар

Внизу, с ружьем на плече, прогуливался часовой; завидев какого-либо прохожего, швейцарец бил прикладом о землю и грозно кричал:

— Прочь! Проваливай!

И так — на протяжении всего дня.

Ночью под окнами тюрьмы и вовсе запрещено было прохаживаться; на этот счет у караульных имелись четкие указания.

Как собирался Паоло избавиться от этого часового, несшего дежурство к тому же в непосредственной близости от одного из постов?

Маркиза старалась об этом не думать; ее вера в Корсара была безграничной.

Решетку она пилила весь день.

В часы приема пищи она замазывала щели влажными сгустками земли и пыли, которые собирала по полу.

Заслышав шум, она бросалась на свое ложе и начинала издавать глухие стоны.

Палач рекомендовал хорошо ее кормить, и руководство тюрьмы неукоснительно следовало этому наказу.

К десяти часам вечера решетка оказалась надпиленной настолько, что вытащить ее можно было одним рывком.

Пока маркиза готовилась к побегу, Паоло тоже не сидел сложа руки.

План его предполагал захват поста, а для этого нужно было узнать пароли, с помощью которых можно было бы беспрепятственно передвигаться по всему периметру тюрьмы.

Пароли эти были известны лишь часовым, командирам постов и высшему офицерскому составу гарнизона.

Заполучить их решено было следующим образом.

Один из часовых стоял у величественного, но достаточно удаленного от центра города монумента.

Паоло заметил, что солдат этот находился в ста шагах от его поста; кроме того, он увидел, что в два часа пополудни, с наступлением долгожданной сиесты, все часовые возвращаются в будку, а некоторые из солдат, поставленных следить за общественным порядком, и вовсе дремлют на посту (что было вполне объяснимо: жара достигала в те дни сорока градусов в тени).

С другой стороны, в такой солнцепек мало бы кто отказался от стакана росолиса.

И около часа дня Паоло попросил одну из своих кузин, переодетую продавщицей росолиса, пройти мимо выбранного им часового.

Поравнявшись с солдатом, уроженцем Абруцци, малышка обезоруживающе улыбнулась.

Швейцарец вряд ли бы ответил на подобное заигрывание, но абруццких мужчин кокетство девушки и стакан росолиса (росолис — это неаполитанская настойка, и настойка восхитительная) не могут оставить равнодушными.

— Эй! Прекрасное дитя! — позвал девчушку солдат.

— Что вам угодно, гренадер?

— Поцелуй, моя козочка.

— Но вы же на службе!

— Здесь нас никто не увидит.

— Что ж, тогда можете разок меня и поцеловать, — дерзко отвечала девушка. — А то я уже три или четыре дня строю вам глазки, а вы это заметили только сегодня.

— Клянусь Девой Марией, я себе не прощу, если не уговорю тебя со мной встретиться.

— И где же?

— Где тебе будет угодно.

— Но когда?

— Завтра.

— В котором часу?

— После поверки; она у нас в десять.

— Хорошо, гренадер. Встретимся в час у «Сан-Карло», и посмейте только не явиться!..

— Уж я-то приду, будьте уверены!.. Еще поцелуй?

— Можно и два, если желаете… Боже! А вы славный парень! Пить не хотите?

— Что за вопрос?

Она налила стакан росолиса.

— За твое здоровье! — промолвил солдат.

И он выпил…

— До завтра! — сказала она с улыбкой.

— Ах, красавица, даже если меня в это время должно будут расстрелять, я приду.

Послав гренадеру воздушный поцелуй, девушка удалилась.

— Ловко я с ней!.. — пробормотал солдат.

Бедняга!

Через десять минут подмешанный в росолис опий подействовал и он уснул.

Мимо проезжала карета; кругом — ни души.

В такую жару лавки, как правило, закрыты; люди предпочитают оставаться дома.

Неаполь спал.

Экипаж остановился возле будки часового, и из него вышел Вендрамин. Подхватив солдата, великан бросил его в карету, и та стремительно унеслась прочь…

Двумя часами позже, приведенный в чувство при помощи чашки крепкого черного кофе, солдат обнаружил себя в присутствии четырех офицеров, одним из которых был незнакомый ему генерал двухметрового роста.

— Ну наконец-то он пробудился! — воскликнул гигант.

И он добродушно промолвил:

— Не волнуйся, мальчик мой, и ничего не бойся; просто отвечай на мои вопросы.

Бедного гренадера била дрожь.

— Возьми себя в руки. Ты угодил в ловушку, подстроенную неизвестными злоумышленниками. — И, повернувшись к коллегам, он сказал: — Вы ведь не станете спорить, господа, что, так или иначе, этот паренек уснул на посту?

Желающих оспорить это утверждение не нашлось.

— Постарайся вспомнить, дружок, — продолжал генерал, — что с тобой произошло. Вижу, к тебе возвращается память…

— Да, мой генерал, — твердым голосом отвечал солдат. — Насколько я помню…

— Секундочку!.. Чтобы мы могли убедиться, что ты отдаешь себе отчет в своих словах, напомни-ка нам пароль и отзыв, которые ты получил утром на посту.

Солдат улыбнулся.

— Уж не думаете ли вы, что я мог их забыть? Пароль — «Гаэта», отзыв — «Гарсия».

— Отлично, — сказал генерал. — А теперь рассказывай свою историю.

Солдат поведал офицерам о том, что с ним случилось, и когда он закончил, генерал проговорил:

— Тебя накормят и напоят, после чего ты спокойно вернешься в свой квартал.

— Благодарю вас, мой генерал.

Этот бедняга выдал секрет неаполитанского гарнизона и даже об этом не догадывался.

Выпив и перекусив, гренадер почти тут же вновь провалился в сон.

Он находился на борту «Корсара».

— Не спускайте с него глаз, — сказал Паоло. — Позднее он станет одним из нас.

Отсутствие часового было замечено лишь в час обхода.

Но еще тогда, когда Вендрамин забрасывал часового в карету, Паоло пришла в голову замечательная мысль. Куском угля он написал на стене сторожки следующие слова:

«К черту дежурство! Плевать на службу! Да здравствует пьянка!»

Вот почему, придя менять часового, патрульные решили, что тот просто-напросто ушел в самоволку.

Столь ничтожное происшествие не могло привлечь к себе серьезного внимания и, после того, как приметы дезертира были переданы жандармам, его место на посту занял другой гренадер, а сам факт побега был отмечен в рапорте, поступившем к военным властям.