Книга Истории Дядюшки Дуба. Книга 1. Встреча, страница 24 – Жозеп Льюис Бадаль

— Прощайте, ребятишки. Скоро вы будете там, откуда пришли, но уйдёте до того, как придёте.

Теперь дети понимали, почему никто не желал прислушиваться к её пророчествам.

Подойдя к скале, Тау и Майя положили руки на её поверхность и прошептали свои имена. Дверь в скале бесшумно открылась.

Они миновали туннель. В конце его медведь Умбертус остановился.

— Я подожду вас здесь. Надеюсь, вы вернётесь скоро и мне не придётся сидеть тут целую вечность. Но если вас не будет долго, я уйду.

Брат и сестра погрузились в размышления. Как им пробраться в дом, залезть на чердак, похитить руку и при этом остаться незамеченными?

Видимо, они прочитали за свою жизнь не так много книг, чтобы мгновенно решать любые задачи.

На каменной стене колодца росли мох и папоротник, а к ним прилепилась синяя паутина.

Тау кивнул на неё и забубнил, подражая Дядюшке Дубу:

— Крошечный паучок не менее мудр…

— …чем умная книга или бородатый философ, — откликнулся чей-то тонкий голосок. — Что правда, то правда! Слова не всегда точны, но эта фраза обозначает именно то, что должна!

Дети от страха ухватились друг за друга и вытаращили глаза: на паутине сидел человечек, чуть больше лесного ореха.

Они разговорились. Чтобы изложить суть их содержательной беседы, перво-наперво нужно сказать, что странный персонаж был не кто иной, как весьма редкий и до сих пор не открытый наукой паучок Кафка.

Такой паучок чаще всего похож на маленького человечка в белой рубашке и чёрном пиджаке. В холодные дни он надевает шерстяное пальто и шляпу. У него жёсткие чёрные волосы, длинное лицо, густые брови, карие глаза, тонкие губы, высокие скулы и острые уши. Если присмотреться, можно заметить, что лицом он очень напоминает одного известного чешского писателя — Франца Кафку ^[18]. Это одно из тех совпадений, которые делают наш мир таким неповторимо волшебным.

Иногда он пробуждается от долгого сна и обнаруживает, что снова принял облик паука — самого обыкновенного, восьминогого, средних размеров. И всё же бо́льшую часть времени он выглядит как описанный выше человечек. Перемена облика в паучью сторону случается всякий раз, когда он, постоянно подсматривая за жизнью людей, замечает несправедливость или глупость, в которых виновато людское несовершенство. И тогда паучок Кафка начинает сочинять истории.

— Истории? — хором воскликнули Тау и Майя.

Именно так: паучок Кафка сплетает свои истории из паутины, которую вывешивает на стенах, стволах деревьев, сухих ветках над обрывом, в расселинах скал. Эту прочную синюю паутину он вытягивает прямо из пальцев, а затем расчёсывает черепаховым гребнем, чтобы соткать из неё слова.

Разумеется, никаких мух он своей паутиной не ловит. Спустя несколько дней она разрушается сама собой.

— Но ведь тогда истории тоже исчезают, — возразила Майя.

— Кто знает, — отозвался паучок тоненьким голоском. — Быть может, их потом повторяет ветка или камень, на которых они были сотканы. А может, какой-нибудь грач, который успел прочитать одну из них на лету. И вообще, как долго живут истории? Много ли вы помните сказок, услышанных в детстве?

Дети задумались, а паучок Кафка выткал тем временем: «Дети задумались».

— Если ты столько всего знаешь, — прервал молчание Тау (и паучок мигом выткал: «Если ты столько всего знаешь, сказал мальчик»), — посоветуй, как нам незаметно войти в дом и выйти обратно.

«Как нам войти… и так далее», — написал паучок Кафка. А потом ответил (одновременно записывая свой ответ):

— Чтобы войти в замок, не имеет смысла думать о том, как войти в замок. Если вы очень хотите туда попасть, у вас ничего не выйдет. А если вам всё равно, то, наоборот, получится.

— Но для нас это важно! Мы как раз очень хотим туда попасть!

— В таком случае замок вас не пустит.

И поскольку паучок был полностью поглощён своими крошечными синими буквами (как раз в этот миг он написал «паучок Кафка был полностью поглощён своими крошечными синими буквами»), он замолчал. Дети ещё немного постояли рядом и ушли.

Посовещавшись, они пришли к выводу, что никаких других способов, кроме того, что предложил паучок, у них нет. Ну не пытаться же уговорить дедушку и родителей отпустить их в колодец хотя бы на полчасика! Если же паучок прав, они должны войти в дом смело и решительно, не боясь, что их заметят.

И всё-таки что означает это «всё равно»? Когда мама их ругала за то, что они подняли шум и разбудили дедушку или разбили стакан, она именно так говорила: «Вам всё равно». Но при чём тут замок?

В конце концов они решили вылезти из колодца и сделать вид, что играют, как будто один из них медведь Умбертус, а другой — медведь Марти.

Пусть все думают, что из колодца выскочили два медвежонка, решили они. И побежали к дому — прыгая, хрюкая и фыркая, гримасничая и хохоча над собственными ужимками. Как будто им в самом деле всё равно!

Несмотря на полнолуние и яркий свет звёзд, в доме было темно и тихо. Наверное, все уже спали. По крайней мере, дети преспокойно пробрались на чердак, никого не встретив.

Они зажгли свет и принялись шарить по полкам среди сабель и аркебуз, тысячи инструментов и двух тысяч минералов, а также трёх тысяч всяких других штуковин, которые хранились у дедушки Друса. Как ни странно, они ничего не уронили, не разбили и не сломали. Если бы дедушка их увидел, он бы ими гордился. Но где же рука?

Мраморная рука лежала на столе — казалось, дедушка только что вытер с неё пыль. Она как будто поджидала Майю и Тау.

До чего же она была изящной и хрупкой! А на ощупь — тёплой, будто и не из мрамора. Дети погладили её пальцы. В ответ рука вздрогнула. Или им это показалось?

И всё же они так обрадовались, что рука шевелится, что даже чмокнули её в палец.

Рядом с рукой обнаружилась синяя коробка: в ней Майя и Тау хранили косточки от лимончика, который каждый год созревал на лимонном дереве у них в саду. Как она здесь оказалась? Дети решили взять её с собой: рука отлично помещалась внутри коробки, и лимонные зёрнышки нисколько не мешали.

Положив руку в коробку, они побежали назад.

Из колодца показался медведь Умбертус. Он выглядел взволнованным, но, увидев детей, страшно обрадовался.

— Наконец-то! Мы опаздываем. Садитесь! — И он махнул головой, указывая себе на спину. — Прошло несколько недель!

Майя и Тау не поняли, что он имел в виду. Они крепко ухватились за медвежью шкуру. Весь обратный путь мраморная рука нетерпеливо билась в коробке. И это почему-то наполняло сердца Тау и Майи радостью.