Книга Думать не будем пока ни о чем, страница 17 – Айя Субботина

Нормальные женщины предлагают перенести встречу на потом, чтобы навести красоту и дать себе хоть немного шансов на успех.

Но я — ненормальная женщина, потому что вприпрыжку несусь к домофону, на ходу смеясь:

— Да-да-да, поднимайся!

Рыцарь романтичного образа — это, как бы, совсем не про меня.

Нет, я не брутальный самец и не мачо, но после определенных уроков и выводов понял, что нет смысла расстилаться перед женщинами просто так только потому, что у меня член, яйца и я, как мужик, должен делать красиво. Должен я только своим родителям и тем людям, которые это заслужили.

Но, конечно, на свидание прихожу с цветами. Чтобы создать нужное настроение. Женщины почему-то очень любят, когда им дарят умершие растения.

Но сегодня у меня в кармане целое большое исключение из правил. И я даже не знаю, откуда во мне этот порыв. Возможно, малышка выглядела слишком несчастной, и ее перепуганные зеленые глаза преследовали меня если не всю ночь, то утром определенно. Возможно, это просто жалость. Возможно, меня немного грызет любопытство и желание продолжить то, что так и не стало поцелуем.

Да все, что угодно.

Но раз я напрягаюсь настолько, что достаю ее номер — и теперь «торчу» виски одному шустрому пареньку — и даже немного забиваю на работу, чтобы смотаться к черту на рога за тем, что Очкарика явно порадует. Ну а потом, когда работа все-таки забрасывает меня в ее края, даже не колеблюсь, выруливая в сторону знакомого дома.

Почему вообще не удивляюсь, когда за распахнутой дверью Йен стоит в моем свитере и штанах в облипку с каком-то нелепом принтом из диснеевских персонажей? Волосы на этот раз собраны заколкой на затылке, но в целом растрепаны и волнистыми прядями лезут ей в глаза. Выглядит недавно проснувшейся. Забавной. Смешной до чертиков с этой широкой удивленной улыбкой.

Чего уж там, мне нравится, как она на меня реагирует. Льстит что ли мужскому самолюбию, тем более, что я сам далеко не эталон мужской красоты.

— Ух ты… — Осматривает меня так удивленно, как будто впервые видит мужчину в костюме.

Ей «ух ты», а мне целый геморрой: пришлось ночью тащиться в квартиру, забирать вещи, чтобы утром быть «официально», потому что даже мне, любителю послать правила на хер и ходить на работу в том, в чем хочется, иногда приходится соответствовать.

— Привет, — еще раз здороваюсь я и прохожу в квартиру, когда Очкарик пропускает меня вперед. — Только выбралась из постели?

Мне нравиться ее смущать, потому что некоторым девушкам, даже не красавицам, смущение идет как профессиональный макияж. Ей точно к лицу. Особенно когда вдобавок снова втягивает нос в воротник и смотрит на меня из-за стекол больших круглых очков.

— Прости, ужасно выгляжу, — извиняется она.

Обычно я говорю что-то в духе «Да ладно, бывает и хуже», но сейчас жопой чувствую, что шутка не зайдет.

— Выглядишь милой.

Не вру. Правда милая. Видимо, все же разница в возрасте немного на меня давит. Как-никак — девять лет. Обычно я не связываюсь с женщинами моложе тридцати. По целой куче объективных причин, главная из которых — с маленькими нет общих интересов. У них в голове — клубы, тусовки и это модное слово — движ. А мне после заебов на работе хочется домой, есть, секс и спать.

— Я начинаю ревновать к этому куску шерсти, — пытаюсь немного ее растормошить, когда Очкарик снова закрывает рот ладонью, на этот раз прямо через свитер. — Ты с ним целуешься чаще, чем со мной. Хотя нет — со мной еще не целовалась. Почти.

Тяжело это объяснить — желание целовать женщину просто так, даже когда она выглядит сонной взъерошенной совой. Но если она и дальше будет делать то, не знаю что, сегодня у нас будут поцелуи. И еще какие, блядь, поцелуи.

Кто-то сзади выразительно кашляет. Как в поганом кино.

Поворачиваюсь.

Ну надо же, счастливый молодой муж, где бы мы с тобой еще встретились.

Смотрит на меня так, словно я завалился к Наташке в трусах и ластах до того, как он свалил на работу с цветущими рогами. А, между тем, это он посреди бела дня у своей бывшей и явно не догоняет, что вообще происходит и откуда здесь нарисовался посторонний мужик.

Но прежде чем что-то делать, я всегда анализирую ситуацию. С моей работой и навыками на это уходит пара секунд. А больше обычно и не нужно.

Так, кажется, вчера Йен сказала, что у них дружба семьями, и что она была на свадьбе по своей воле, потому что иначе бы не поняли. Больше ничего о бывшем не рассказывала. Возможно, заявился с дружеским визитом? Может, поэтому ей мама названивала весь день? Сомневаюсь, что Очкарик стала бы меня приглашать, если бы у них тут было тайное свидание? Да и не производит она впечатление женщины, готовой стать любовницей.

И еще одна деталь.

Очкарик делает шаг — и заходит мне за спину. Не вся целиком, но явно обозначая, что меня сюда не сквозняком надуло. А если в такой ситуации женщина прячется за мужчину, а не выпихивает его в дверь, значит, это его территория. И не ебет, что другой пришел первым.

— Саша привез эпилятор, — говорит немного дрожащим от волнения голосом. — Прихватил его… случайно, когда забирал вещи.

Смотри какой заботливый. А чего Наташку не шпаришь? Или это она тебя уже затрахала? Всенощной в мозжечок? Она умеет. Я точно знаю.

— Добрый день, Александр, — говорю спокойно, но не без сарказма. — Какими судьбами в наших краях?

— Он тут что делает, Йен? — не понимает Александр.

Потом заглядывает мне за спину, но теперь малышка окончательно прячется и смелет настолько, что потихоньку просовывает руку у меня под локтем, подрагивающими пальцами нащупывая ладонь.

— А я Муз, пришел вдохновлять свою любимую писательницу, — как ни в чем не бывало продолжаю улыбаться я, источая ироничное «дружелюбие». — Александр, вас дома жена с борщами еще не заждалась?

Наташа и борщи, это как ненаписанная песня: в теории хорошо, на практике — говно.

Ставить на место вот таких слишком смелых — это тоже часть моей работы, где мне приходится сталкиваться с куда более крутыми мужиками, чем этот «безусый отрок».

Я даже, наверное, могу представить, что он сейчас думает в этой своей модной рубашке, «Омеге» на запястье и с лицом, которое выбрито чуть ли не до тошнотворной гладкости. Что он весь крутой солидный мужик, на дорогой тачке, с возможностями и прочей лабудой, на которую клюют бабы и которая должна простых лохов, вроде меня, повергать в священный трепет. Со мной эта хрень не работает, потому что так уж сложилось — к счастью — что теперешняя реальность конкретно отличается от сериала «Бригада», и на любых, даже самых крутых «папиков» всегда найдется управа. В том числе — и из вот таких ребят, как я. Потому что рулят у нас силовики, а не Франклин с его клонами ^[6].