
Онлайн книга «Женщина во тьме»
– От подруги? – удивляется Миа и отщипывает кусочек бисквита. – Ну да. Ее зовут Анна. Как-то познакомились в городе. Работает в кафе, иногда встречаемся за чашкой кофе. – Подвигаю к дочери тарелку. – Сегодня нужно доесть. Возьми еще кусочек. Миа кривится и отрицательно качает головой. – Как дела в школе? Дочь смотрит на меня странным пустым взглядом – без тени улыбки, угрюмо, даже как-то враждебно. – Ты о чем? – голос Миа звучит глухо. – Подружилась с кем-нибудь? – спрашиваю, и самой становится неловко от такого вопроса. Можно подумать, что обращаюсь к пятилетнему ребенку. Она хмурится и, похоже, готова наброситься на меня с оскорблениями. Внезапно лицо дочери озаряется какой-то новой, незнакомой улыбкой. – Подружилась? Да, подружилась тут с одним. Только пирогом он меня не угощал. Хочу о многом расспросить дочь, но сдерживаюсь. – Хорошо, что нашла себе друзей, а то я волновалась. – Понятно, волновалась. – Миа фыркает и берет из миски яблоко. – А что в этом удивительного? Я хотела, чтобы в этом городе вам с братом жилось счастливо. Ты хорошо спала? Выглядишь усталой. Дочь откладывает надкушенный плод. – Мне все время снятся страшные сны. Вспоминаю, что этой ночью приснилось мне: чьи-то кости под полом, брызги крови на стенах. – Все еще снятся? А про что? Миа пожимает плечами. – Про этот дом. И про людей, которых здесь убили. Ночью в шуме моря мне слышится какой-то шепот. – Вздрагиваю. Руки дочери тоже покрываются гусиной кожей. – Вчера ночью папа сказал… – Папа? – вырывается у меня от неожиданности. Дочь снова берет яблоко, катает его в ладонях. – Наверное, я кричала во сне, а он услышал и пришел. – В твою комнату? – Проверить, все ли в порядке, – говорит девочка, глядя исподлобья. – Сказал, что мы можем поменяться спальнями, потому что у вас не так слышно море. Однако утром ни о кошмарах дочери, ни об обмене комнатами Патрик даже словом не обмолвился. – Ну да, можем перебраться в выходные. Слушай, если тебе опять приснится страшный сон, разбуди меня. Договорились? Посидим, выпьем по чашке горячего шоколада. А папа пусть спит. Миа роняет яблоко, и оно с глухим стуком падает на пол. – Только, пожалуйста… Забудь про это, – говорит она и, хлопнув дверью, выбегает из кухни. Выхожу следом и на столике в прихожей вижу ракушку. Такую же, как нашла тогда на крыльце, только меньше, вроде тех, что дети, когда были помладше, собирали на берегу. Беру ее, чтобы рассмотреть, и вдруг вылезшая наружу красная клешня на тонкой ножке царапает мне руку. Рак-отшельник. Вскрикиваю от неожиданности, и раковина с треском падает на пол. От прикосновения рачьих конечностей сердце бешено колотится. Рак противнее паука, даже противнее жука, забравшегося однажды мне в туфлю. Вот когда я орала на весь дом. – Это ты принесла? – спрашиваю я Миа. – Нет. – Дочь недоуменно пожимает плечами. Наверное, Джо. Подобрал ракушку, не заметил, что в ней рачок, и принес домой. Утром я видела сына на берегу. Джо разговаривал с каким-то парнем. Они жались друг к другу, спасаясь от холодного ветра. Отколовшийся кусок раковины обнажил беззащитное тельце членистоногого – и моя старая подруга – вина – снова тут как тут: опять я сломала чью-то жизнь. * * * Накрываю стол к ужину и слышу, как хлопает входная дверь. Выглядываю в окно – по улице, по направлению к городу, идет Миа. На ней короткая черная юбка – такой я раньше не видела – и туфли на каблуках. Смотрю на часы – только восемь, но за окном уже темно. Странно: ушла, не поужинав, ничего не сказала. – Куда это она? – спрашивает Патрик. – Не знаю. Может, у Миа появился бойфренд, а от нас она скрывает? Вспоминаю ее полуулыбку, загадочную, словно намек на какой-то секрет. Патрик отходит от окна. – Не думаю. Миа нам сказала бы. По крайней мере, мне. Слушай, ужин стынет. Позови Джо. Стучусь в комнату к сыну – там тишина. Дверь не заперта, так что я толкаю ее и вхожу. Джо, уставившись в потолок, лежит на постели, на полу валяется блокнот для набросков. Он раскрыт, и на развороте вижу мальчика. Похоже, он стоит у края скалы. – Пора ужинать. – Не хочу, – бормочет Джо. Вздыхаю и, собираясь присесть рядом с ним на кровать, под отклеившимся краем обоев – не одного слоя, а всех, накопившихся за годы, – замечаю кусок оштукатуренной поверхности. Закусив губу, поднимаю отставший край. Вместе с бумагой от стены отваливаются и прилипшие к обоям куски штукатурки. – Повторяешь мою ошибку, – произносит сын. Стена сырая, в черных пятнах. Под отклеившимся полотном вижу неумелый детский рисунок, вспоминаю самодельную ростовую линейку на стене гостиной и стараюсь прилепить обои обратно. – Посмотри, там еще кое-что есть. – Не сейчас, – отвечаю, приглаживая обои. – Не сейчас? – Сын смеется, не весело, а как-то горько. – Мам, я видел папу… – Джо окликает меня уже в дверях, но тут же умолкает на полуслове. Я удивленно поднимаю бровь. – Отец был здесь, в моей комнате. Я пришел, а он смотрел в окно и… Все выглядело как-то странно. – Странно? Чувствую, Джо опять колеблется. Мне хочется поднять альбом – кого сын нарисовал на скале? Может быть, себя? – Мне показалось, что папа плакал. – Плакал?! Джо кивает. – Наверное, я ошибся. Это же отец. Снова бросаю взгляд на рисунок. Может, на утесе не Джо, а Патрик? Скорее всего, мальчик что-то неправильно понял. Представить плачущего Патрика невозможно. – Ты мне не веришь? – спрашивает сын. – Нет, просто Патрик… С чего бы ему плакать? Джо качает головой. – По-твоему, это «жизнь с чистого листа»? Такая жизнь – дерьмо. Стало только хуже. И все твои разговоры о том, как преобразится дом… Этого не будет никогда. – Джо поднимает с пола альбом и прячет под подушку. – Мам, пожалуйста, иди ужинать. У меня перехватывает дыхание. И раньше случалось, что сын впадал в мрачность, становился замкнутым и отчужденным. Зная историю его родной матери, я очень боюсь за мальчика. – Джо… – Говорю тебе: уходи! * * * Ты – в костюме с иголочки – выходишь из дому, садишься в сверкающий автомобиль, рулишь в центр, в свою большую контору. А твоя половина бродит по дому, бесцельно ходит из комнаты в комнату и ничего не делает: в степфордской женушке что-то сломалось. |