Онлайн книга «На высотах твоих»
|
Стабби Гэйтс внушительно добавил: – А что тебе терять, Анри? Вреда от этого не будет, а может, и к лучшему обернется. Анри Дюваль погрузился в раздумье. Внимательно приглядываясь к нему. Дан пришел к выводу, что вне зависимости от прошлого молодого человека в нем, несомненно, чувствовалось природное внутреннее достоинство. Дюваль наконец кивнул головой в знак согласия: – О'кей, – просто сказал он. – Вот что я тебе скажу, Анри, – вступил Стабби Гэйтс. – Ступай-ка умойся, а мы пока с ребятами поднимемся и подождем тебя в камбузе. Молодой человек вновь согласно кивнул и молча спустил ноги с койки. Сделав несколько шагов по коридору, Де Вир с нескрываемым сочувствием пробормотал: – Вот бедняжка, это ж надо… – Он у вас что, всегда под замком? – спросил Дан. – Только по ночам, пока мы в порту, – ответил Стабби Гэйтс. – Приказ капитана. – Что так? – А чтобы не улизнул на берег. Капитан за него отвечает, понял? – Моряк приостановился на верхней ступеньке трапа. – Здесь-то еще ничего. В Штатах было похуже. Когда стояли во Фриско <Так сокращенно называют город Сан-Франциско.>, его наручниками к койке приковали. Они вошли в камбуз. – Как насчет чайку по глоточку? – гостеприимно предложил Стабби Гэйтс. – Спасибо, с удовольствием, – сказал Дан. Моряк достал три кружки и пошел к эмалированному чайнику, стоявшему на конфорке. Налил из него крепчайшей темно-бурой жидкости, в которую, по всей видимости, уже было добавлено молоко. Расставляя чашки на столе, Гэйтс жестом пригласил газетчиков садиться. – На таком судне, как я понимаю, можно встретить множество самых разных людей? – спросил Дан. – И не говори, дружище, – улыбнулся моряк. – Всех видов, цветов и размеров. А также со странностями, понял? Гэйтс многозначительно подмигнул собеседникам. – А что вы думаете об Анри Дювале? – поинтересовался Дан. Прежде чем ответить, Стабби Гэйтс сделал большой глоток из своей кружки. – Приличный парнишка. У нас тут почти все его любят. Не отказывается повкалывать, когда просят. Хотя зайцы и не обязаны. Морской закон, – информировал он их с видом знатока. – Вы уже были в команде, когда он пробрался на судно? – задал новый вопрос Дан. – А то! Мы обнаружили его через два дня, как ушли из Бейрута. Тощий, что твоя палка, вот какой он был. Сдается, поголодал, пока не прыгнул на борт. Де Вир прихлебнул из кружки и поспешно отставил ее в сторону. – Жуть, а? – радостно спросил гостеприимный хозяин. – Мы этой штукой загрузились в Чили. Пролазит повсюду, куда хочешь: в рот, в нос, в глаза, даже вот в чай! – Ну, спасибо, – заметил фотограф. – Теперь хоть смогу сказать в больнице, от чего помираю. Спустя минут десять в камбузе появился Анри Дюваль. Он успел умыться, побриться и причесать волосы. Поверх рубашки надел синюю матросскую фуфайку. Вся одежда на нем была поношенной, но чистой и опрятной. Прореха в штанине, заметил Дан, аккуратно залатана. – Давай садись, Анри, – пригласил Стабби Гэйтс. Он налил еще одну кружку чая и поставил перед зайцем, который поблагодарил его застенчивой улыбкой. Он впервые улыбнулся в присутствии газетчиков, и улыбка сразу осветила все его лицо, придав ему еще большее сходство с мальчишкой. Дан начал с простых вопросов: – Сколько вам лет? После едва заметной паузы Дюваль ответил: – Я двадцать три. – Где родились? – На корабль. – Как называется судно? – Я не знать. – Откуда же вы тогда знаете, что родились на судне? Вновь пауза. Потом: – Мне не понимать. Дан терпеливо повторил вопрос. На этот раз Дюваль кивнул в знак того, что понял. Он сказал: – Мой мать говорить мне. – Кто ваша мать по национальности? – Она французский. – И где она сейчас? – Она умереть. – Когда она умерла? – Давно очень тому назад. Аддис-Абеба. – Кто ваш отец? – Я его не знать. – Разве ваша мать не рассказывала о нем? – Он английский. Моряк. Я никогда не видеть. – И никогда не знали его имени? Дюваль молча покачал головой. – У вас есть братья, сестры? – Нет брат, нет сестра. – Когда умерла ваша мать? – Извинять. Мне не знать. Перефразируя вопрос, Дан поинтересовался: – А вы помните, сколько вам было лет, когда умерла ваша матушка? – Я шесть лет. – И кто заботился о вас после ее смерти? – Я заботиться сам. – Когда-нибудь учились в школе? – Нет школа. – Читать, писать умеете? – Я писать имя – Анри Дюваль. – И больше ничего? – Я писать имя хорошо, – настаивал Дюваль. – Сейчас показать. Дан протянул ему через стол листок бумаги и карандаш. Медленно, спотыкающимся детским почерком Дюваль вывел свое имя. Расшифровке эти каракули поддавались с большим трудом. Дан повел рукой вокруг себя: – Зачем вы сели на это судно? Дюваль пожал плечами: – Я пытаться находить страну. Мучительно подыскивая слова, добавил: – Ливан нехорошо. – Почему нехорошо? – Дан невольно сам перешел на усеченный английский. – Я не гражданин. Полиция ловить – я уходить тюрьма. – А как вы попали в Ливан? – Я плыть корабль. – На каком судне? – Итальянский. Извинять, я не помнить название. – Вы пассажиром плыли на этом итальянском судне? – Я заяц. Я быть итальянский корабль один год. Пытаться уходить на берег. Никто не хотеть. Никто не пускать. Вмешался Стабби Гэйтс: – Как я понимаю, он был на этой итальянской посудине, так? Они ходили взад-вперед по Ближнему Востоку, понял? Так вот, он соскочил с него в Бейруте и пробрался к нам. Доходит? – Доходит, – ответил Дан и вновь обратился к Дювалю: – А что вы делали до того, как сели на итальянское судно? – Я ходить с люди, верблюды. Они давать еда. Я работать. Мы ходили Сомали, Эфиопия, Египет, – названия стран давались ему нелегко, и он бессознательно помогал себе жестами. – Когда я маленький, ходить граница чепуха, никто нет дела. Когда я побольше, они останавливать – никто не хотеть. Никто не пускать. |