Книга Забытый грех, страница 59 – Диана Бош

Александра понимала, что проигрывает своим подросткам по всем фронтам, и совершенно не знала, чем себе помочь. Единственное, что срабатывало, – это угроза отправить их к бабушке. И Митя и Алиса прекрасно знали, что тогда они будут «ходить строем», «кричать речевки» и «драить палубу» по первому ее приказу. Маму Александры дети побаивались, и потому на какое-то время в доме воцарялся покой. Но вскоре все плавно сходило на нет, и Александра опять в ужасе хваталась за голову.

Едва сев в машину, она плаксиво шмыгнула носом и горестно сообщила:

– Я плохая мать.

– Поздравляю, достойное открытие.

– Почему? – опешила она.

– Потому что исправление недостатков начинается с их признания. У тебя определенно есть шанс.

– Ну да, тебе легко говорить, сам потомством еще не обзавелся, – заныла она.

– Признаю, этого пока не случилось. Хотя, может быть, кто-нибудь где-нибудь и растет.

– Еще и ловелас к тому же, – буркнула она, зло на него зыркнув.

Лямзин спохватился, что разговор пошел не туда, куда следовало, и поспешно заверил ее:

– Я пошутил. Никого у меня нет, я один, как тополь в поле.

– Еще и врун, – не унималась Александра. – Откуда ты можешь знать – есть или нет? Предыдущее заявление мне более честным показалось. Монах тоже мне выискался.

Лямзин покраснел. Вообще-то в его планы никак не входило злить Александру, даже более того, она нужна ему по делу, и от ее согласия-несогласия зависит половина успеха. И вот на тебе. «Язык мой – враг мой». Уже сколько раз зарекался попусту не болтать. Лучше бы поговорил с ней о близнецах. «Кстати, это идея!» – решил он.

– А что у тебя за проблемы с детьми, может, я чем помогу?

– Откуда ты знаешь, что у меня проблемы?

– Но ты же только что сама сказала, что плохая мать. Нетрудно было догадаться. Не слушаются?

– Слушаются. Но не всегда, а только когда в школу не надо идти. Занятия ненавидят, волынят и прогуливают. У меня уже истерика начинается.

– Может, в школу сходить, поговорить с директором?

– Так, все, давай сменим тему, – вдруг взорвалась Александра.

Лямзин приуныл. На такой волне да в таком тоне ему совершенно точно не получить от нее согласия. Можно даже и не начинать.

– Хочешь, я сам вместо тебя в школу схожу?

– Это под каким еще предлогом?

– Очень просто. Представлюсь, к примеру, твоим братом.

– Так они тебе и поверили. Но за предложение спасибо, – уже мягче добавила Алекс.

Они проболтали еще несколько минут ни о чем, пока он не решился спросить:

– Александра, как ты смотришь на то, чтобы помочь мне поймать очень опасного преступника?

– Я?! – У нее от изумления глаза полезли на лоб. – Ты ничего не перепутал, я вроде бы не работаю в органах.

– Мне нужна именно ты. За это обещаю сводить в цирк близнецов и провести с ними разъяснительную беседу, а заодно выяснить мотивы такого их отношения к школе.

– Моти-и-вы, – передразнила его Александра. – Мент – он и есть мент. По-человечески никогда не скажет.

– Вот зря ты иронизируешь. Мотив – это главная движущая сила, побуждающая к действию.

– Да лень им просто!

– Ты не права, – беззлобно не согласился он. – Детям не свойственно лениться. Если ленятся, значит, им просто скучно.

– Да знаю я, – уныло вздохнула она. – Дома они с удовольствием информацию поглощают. Митя еще в десять лет весь учебник по химии сам прочел и все время бегал ко мне, делился открытиями: «Мама, послушай, как интересно!»

– Я бы в таком случае их в другую школу перевел.

– Все они одинаковые, – буркнула Александра. – Это уже четвертая.

– Да-а, случай запущенный. Но не будем отчаиваться. Поверь, нет нерешаемых проблем, есть плохо понятые ситуации.

В этот момент они подъехали к высотному дому. Похож он был то ли на гигантские ступеньки, то ли на огрызок замка – Александра до конца не разобралась, но впечатление было странно угнетающим.

– Нам сюда, – Лямзин указал на тринадцатый этаж. – Пойдем?

Александра кивнула и решительно вышла из машины.

– Кстати, как твоя подруга? Фаина, кажется. Ее беременность подтвердилась?

Александра грустно вздохнула:

– Увы, нет. А я так надеялась.

У домофона они остановились, и Лямзин набрал код.

– Але? – сразу послышался осторожный мужской голос.

– Он что, под дверью стоял? – изумилась Александра.

– Почему бы и нет? Проходи, – Эдуард открыл дверь, – для него сейчас очень медленно тянется время. Когда человеку угрожает опасность, а он не знает, откуда ее ждать и, главное, как избежать, это становится ежеминутным предчувствием смерти. Мучительное состояние. Настолько, что человек порой готов прервать его одним движением руки или росчерком пера.

– Покончить с собой?

– Может быть, и так, но есть и другой вариант. Например, загнанный в угол преступник может сам прийти и сдаться, устав от ожидания и рассчитывая на снисхождение.

Они поднялись по небольшой лесенке и подошли к лифтам – пассажирскому и грузовому. Приехал почему-то именно большой и оказался таким вместительным, что в нем вполне могли одновременно ехать человек двенадцать.

– Неужели такое бывает? Мне кажется, инстинкт самосохранения все-таки сильнее, – рассуждала Александра. – Ну как он может не срабатывать?!

– Иногда бывает. А для чего, ты думаешь, оставляют «автографы» на месте преступления? Некие визитные карточки, по которым можно с уверенностью сказать, что преступление совершил один и тот же человек?

– Улики?

– Нет, не так все просто. Преступник вовсе не хочет быть пойманным, но он оставляет знаки, чтобы по ним поняли, что это сделал он.

В этот момент лифт затормозил, двери раскрылись, и Лямзин приложил палец к губам.

– Все, на этом закончим. Я сейчас познакомлю тебя с моими коллегами, а после операции отвечу на все вопросы.

Эдуард позвонил, линза «глазка» потемнела на мгновение, и дверь открылась.

– Эдуард Петрович, проходи, – рыхлый толстячок широко улыбнулся. – Да ты не один. Как хорошо!

Почему-то при виде его искренней радости Александре стало неловко, и она почувствовала себя мошенницей. Ну вот не вызывал он у нее ни малейшей симпатии, и помогать ему совсем не хотелось. К тому же она до сих пор так и не поняла, в чем эта ее помощь должна заключаться.

Квартира оказалась светлая, просторная, в ней при желании вполне можно было затеряться. А если и не затеряться – это она, конечно, немного преувеличила, то уж почувствовать себя одиноко – запросто. Почему-то Александра была уверена, что толстячок живет один. Наверное, потому что не увидела ни игрушек, ни милых женскому сердцу безделушек и мелочей.