Онлайн книга «Сокровище, которое дремлет в тебе»
|
Алиса несколько мгновений размышляла, тем временем Дюверне осушил бокал до дна. – Значит, то, что христиане называют отречением от греха или искушения, напоминает освобождение от желаний в восточной духовности? – Можно так сказать, но христиане переживают его иначе. Алиса подумала, что между сиюминутным переживанием и намерением, коренящемся в какой-то первичной идее, может быть огромная разница. – А «небо»? В «Дао дэ цзин» Лао-цзы часто пользуется этим словом. – В восточных учениях «небо» означает неосязаемую, неощутимую реальность. Это другой мир, куда мы переходим благодаря личному развитию, пробуждению, как говорят индусы. Для этого понятия французы неудачно выбрали термин «небо», поскольку в нашем языке он обозначает место физическое: услыхав это слово, все представляют синее небо, пространство. Англичане небосвод называют sky, а мир неощутимой реальности – heaven. У них не возникает двусмысленности, а у нас использование одного термина для разных понятий приводит к путанице. – Но в таком случае, когда Иисус говорит богатому юноше, что если тот последует Его совету, то обретет сокровище на небесах, это необязательно метафора загробной жизни, рая, куда попадают после смерти? И знаменитое «Царствие Небесное», обещанное Иисусом, может быть, наступит еще до кончины? Возможно, оно и есть та самая иная реальность, о которой говорит Лао-цзы? – Перестаньте сопоставлять христианство с даосизмом, они несравнимы! Дюверне начинал нервничать не на шутку. Ладно, сменим тему. – Скажите, а что имеет в виду Лао-цзы, когда говорит: «Тот, кто умирает, не прекращая жить, достигает бессмертия»? Дюверне шумно вздохнул: – Вы сказали, что скоро закончите с вопросами… – Я почти… – Как это понять? – Это мой последний вопрос. – Отлично! – проворчал он, собираясь с духом. – В большинстве восточных духовных учений задача человека состоит в том, чтобы утратить себя прежнего, чтобы возродиться в новом облике. – Это еще зачем? – Например, в ведическом учении только после смерти… – В каком учении? – В ведическом. Веды – это собрание священных индийских текстов, они лежат в основе древнего индуизма. Как я говорил, в этой традиции жизнь считалась возможной только после смерти. Пробуждение – это не эволюция, не прогресс, это настоящий качок маятника, прорыв, когда меняется сама ваша природа. Вы пребываете здесь, в земной жизни, вы раб своих страстей, эго и всех проблем, которые оно породило. И вот вам удается прорваться в иную жизненную реальность, свободную от эго, желаний, и познать полноту бытия. Словно вы умерли на одном уровне и воскресли на другом. – Но это гениально! Наконец-то я понимаю слова Иисуса: Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее. Дюверне досадливо отмахнулся: – Хватит сравнивать христианство с восточными учениями! У них нет ничего общего! – Да почему же нет? – Потому что в большинстве восточных учений нет дуализма, а христианство дуалистично. – Для меня это китайская грамота. Выражайтесь, пожалуйста, яснее. – Слишком поздно: вы уже задали последний вопрос. – Так это не вопрос, а просьба. – Это одно и то же. Алиса скорчила гримаску: – Ну, тогда, скажем так… это приказ. – Да вы с ума сошли! – Но вам же это нравится. Он вздохнул и покачал головой, но она заметила, как по его лицу пробежала легкая улыбка. – Когда мы смотрим на окружающий мир, то видим совершенно разные вещи. – Конечно. – Так вот, согласно восточным учениям, за этим видимым различием кроется глубинное единство – просто оно являет себя в формах, которые только кажутся разными. Однако, чтобы воплотить свою истинную природу, надо постигнуть и ощутить эту скрытую целостность, нужно понять, что человек – единое целое со всем миром. – Со всем миром? А что такое весь мир? – Все живые существа, населяющие вселенную. – Это для меня всегда было непонятно. Я – это я, вы – это вы, мы ведь абсолютно разные, верно? – Мы различные с виду, на определенном уровне реальности. Тем не менее нас что-то связывает, хотя мне и не нравится единение с дерзкой девчонкой, которая мне докучает. – Так и мне не по душе связь со сварливым стариком, который смакует собственную горечь, хотя мог бы поделиться тем, что у него есть ценного. Вместо ответа он налил себе игристого вина, не предложив Алисе, и долго хранил молчание. Та уже решила, что он больше ничего не скажет, и собралась откланяться, когда он снова заговорил, уже более спокойно: – Видите ли, в чем дело… то, что нас сейчас разъединяет, на самом деле разделяет наши эго, то есть каждый из нас ощущает себя автономной личностью. И мы не понимаем, что независимость от других – это иллюзия, возникающая на определенном уровне сознания. Но стоит только изменить ракурс – и нам может открыться вход в иную реальность, тогда мы будем воспринимать все совсем по-другому… Он на несколько секунд замолчал, смакуя вино. Потом продолжил: – Чтобы пояснить этот феномен, буддисты и индуисты пользуются одной метафорой: волна и океан. Если бы у волны был мозг, она могла бы ощущать себя единственной, независимой и отчасти была бы права: возьмите фотографию океана крупным планом и выберите любую. Вглядитесь хорошенько: из миллионов волн второй такой не будет, у всякой свой размер, форма, высота, рябь на поверхности… Каждая абсолютно уникальна. Тем не менее она неотделима от океана, она составляет его, а он – ее. В определенном смысле она – это и есть океан. Алиса не сводила с него глаз. Дюверне задумчиво произнес: – Если я – волна, то для меня и приятно, и почетно ощущать себя единственной в своем роде, независимой от всех, можно гордиться, что я такая красивая… И если я перестану цепляться за мою личность волны, позволю ей исчезнуть, разрешу умереть, тогда постепенно, не спеша начну ощущать себя океаном. И вот я уже полностью им становлюсь, и… О-го-го!.. Быть океаном – это здорово! Он умолк, а слова, казалось, все еще звучали в пространстве. Алиса вдохновилась. В глубине души она начинала понимать важность мыслей старика. – Но… – сказала она, – если вернуться к человеку… Он немного помолчал, набрал воздуха и медленно произнес низким голосом: – В восточных духовных учениях человек, отказавшись от своей самости, осознает, что он Бог. Вибрации его голоса повисли в воздухе. |