Книга Драконий берег, страница 30 – Карина Демина

Животное.

— Раньше он наряжал их в платье по моде двадцатых, а на той… пятый номер. Обрати внимание. Платье с эластичным корсетом…

Приподнятая бровь.

И глаза непонятные, то ли серые, то ли голубые. А может, вовсе карие? Заглянуть бы, но этот интерес истолкуют превратно.

— И пышные подъюбники. Вместе получается весьма изящный силуэт. Я видела что-то похожее в журнале. Но вряд ли это Диор. А вот у номера двенадцать определенно костюм — копия Шанель… если копия.

Бирки были спороты.

Но качество ткани.

Пошив.

И этот знакомый до боли силуэт, в котором сочетались простота и изящество.

— Он их балует… — тихо произнес Лука.

И Милдред согласилась.

— Он действительно их балует. Украшения… ты заметил, что у каждой они свои? У номера четвертого — из прошлогодней коллекции Страйс… массовой, но все же, все же…

…золото.

И серебро.

Цепочки, которые попытаются опознать, но вряд ли выйдет, ибо в большинстве своем они были простого плетения. Такие в любом магазинчике купить можно. Но с другими украшениями, может, и получится. Брошь в виде пчелы.

Полудрагоценные камни.

Или вот тот кулон-бабочка изящного плетения. Серьги…

— Он наряжал их уже мертвых. И оставил все им. Платья, белье, украшения, — голос Милдред в узкой коробке галереи звучал странновато. — Он ведь мог забрать. Передать от одной жертвы другой… и это сэкономило бы ему немало денег.

— Значит, он как минимум не беден.

— Значит. Или… охотится не только на них… что если он… играет не со всеми?

— Играет?

— А как это еще назвать, — Милдред с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. — Взгляни. Вместо того, чтобы просто взять и убить, он с ними возится…

Она отступила, потому как находиться рядом с Лукой стало… не безопасно? Чушь какая. Он просто слишком массивен. Огромен. И отсюда ощущение опасности.

— Ты когда-нибудь пытался понять, почему он это делает?

— Потому что больной ублюдок?

— Умный больной ублюдок, — Милдред выбросила окурок в ту же мензурку. — Очень умный. Очень хитрый. Очень опасный. И чтобы поймать его, его нужно понять.

Не верит?

Ей никто не верит. У убийц своя логика? Глупости какие. Их ловить надо, а не разбираться, с чего они вдруг слетели с катушек.

— Ты ведь не выйдешь на охоту, не зная повадок зверя? И здесь почти то же самое. Смотри, он ценит красоту. Он пытается ее сохранить. Иначе зачем мумификация?

— Чтобы поиздеваться?

С Лукой удобно в том плане, что он готов думать. Даже если и кажется, что идея пуста, но он в достаточной мере дотошен, чтобы проработать ее.

— Издеваться можно иначе. Он их не связывает. Ни у одной не нашли следов. Он их не бьет, — Милдред прикусила губу, на сей раз до крови. И эта кровь была соленой. — Он о них заботится. Ухаживает. Делает им прически. Красит… но только мертвых. Мертвые не могут отказать.

— Напрочь больной ублюдок.

Это верно.

Милдред отступила к стене, прижалась к ней спиной.

— Ты как?

— Хорошо.

А вот ей не нужна забота. Забота — это совершенно лишнее в ее нелепой жизни. И нежность. И… и с ним спокойно, но спокойствие тоже обман. Милдред должна быть сильной.

И будет.

— С одной стороны мертвые ему явно ближе. А с другой, он не спешит их убивать. Почему? Смотри, чтобы сделать чучело нужно не так много времени. Не годы точно. И стало быть, он где-то их держит. Неделями. И месяцами. И… годами?

— Но в конце он все равно их убивает?

— Именно.

— Почему?

— Не знаю.

— Но ты поймешь, — это было утверждением. И приказом. Что ж, с мужчиной, который приказывает, легче иметь дело, нежели с тем, который проявляет заботу.

— Я постараюсь. И я работала… с подобными.

— Знаю. Эшлендский душитель?

— Не только, — Милдред обняла себя, успокаивая. — Я работала и с теми, кто уже сидит. В лечебницах…

Лука скривился. Похоже он, как и многие, полагал, что подобные уроды заслуживают лишь одного — смертной казни.

— Я читал твою работу.

— Да? — а вот это признание Милдред удивило.

Работа получилась… весьма спорной.

Неправильной.

Противоречащей принятым догмам, и все же… все же ее выпустили, пусть и малым тиражом, предназначенным для своих. Большего Милдред и не требовалось.

— Они и вправду… не такие?

— Не такие… и такие тоже. Бывают среди них дураки, но их рано останавливают, а с умными хуже. Умные учатся жить с людьми. Казаться людьми. Они создают семьи и обзаводятся приятелями, которые уверены, что знают о хорошем парне все… — Милдред достала вторую сигарету. Ожидание было невыносимым, и этот разговор хоть как-то его скрашивал. — А потом, когда истинная суть выползает наружу, никто не верит. В гараже у Душителя нашли коробку, а в ней — пряди волос. По одной с каждой жертвы. На коробке — его отпечатки. На волосах — его слюна… точно его, мы привозили сличать. Так вот, его жена по-прежнему уверена, что мужа оговорили. Ее даже признание не убедило, да…

Милдред хорошо помнила эту красивую холеную даже женщину, с непонятным упорством цеплявшуюся за осколки прежней жизни.

Она кричала.

Требовала.

Грозила судом. Она плакала, спрятав лицо за ладонями, и умоляла дать ее Гарри шанс. Он ведь хороший. На самом деле хороший, просто… ошибся.

…они сами виноваты! — этот голос заставил поморщиться от боли. — Вы же видите, что они сами виноваты! Они все шлюхи…

Семеро женщин, среди которых нашлось место и монахине, и школьной учительнице, и паре домохозяек.

— Они его провоцировали!

…после суда она прокляла Милдред, будто именно в ней увидела источник всех собственных бед. Впрочем, это проклятье было не первым и не последним.

— Интересно не то, как они убивают. Это в конечном счете просто ритуал. Другое дело, что от ритуала им крайне сложно отступить. Теряется то удовольствие, которое они получают. Да…

Правое ухо Луки смято, такое случается с борцами. А еще это его привычка горбиться, отчего кажется, что длинные руки его еще длиннее. Они свисают едва ли не ниже колен, и в фигуре чудится нечто такое, обезьянье.

— И куда важнее то, как они выбирают жертву. У Душителя имелась тетушка, у которой он часто оставался в детстве. И она забиралась к нему в постель, трогала, заставляла делать разное.