Книга Простительная ложь. Вестник истины, страница 112 – Жаклин Уинспир

И разве можно спорить, что художник обладает необычайным влиянием? Достаточно взглянуть на плакаты Ника Бассингтон-Хоупа. Именно его дар заставлял людей думать определенным образом, совершать определенные поступки. Перед тем как окончательно заснуть, Мейси вспомнила группу студентов, сгрудившихся перед листовкой на стене вокзала в Кембридже осенью 1914-го. Листовка призывала выполнить свой долг перед страной и королем «ПРЯМО СЕЙЧАС, ПОКА НЕ ПОЗДНО!». Мейси беззастенчиво подслушала, как молодые люди обсуждают призыв, который восприняли как прямое руководство к действию и, решив, что это будет «забавно», ушли со станции прямо на призывной пункт. Вот какова была сила листовки, и в ответе за нее именно Ник Бассингтон-Хоуп. А сама Мейси? Нет ли ее вины в том, что она обеспечила себе отдельную квартиру, в то время как Билы пытаются разделить жилье, пищу и жалованье одного добытчика сразу на две семьи?

На следующий день Мейси приехала в контору не в лучшем настроении. Встала она рано, из дома вышла еще до шести утра, и все для того, чтобы, подъехав к дому Билов по узкой вымощенной булыжником улице, увидеть серый санитарный фургон. Она припарковалась прямо за ним, когда из дома вынесли трех детей, завернутых в красные одеяла. Вместе с ней на эту сцену глазели соседские ребятишки, которые немедленно спрятали носы в воротники и заверещали:

Из дома вышел Билли и погрозил мальчишкам кулаком — те бросились врассыпную. Лицо у помощника Мейси было серым, под стать фургону, в который как раз бережно укладывали его среднего сына вместе с двумя детьми сестры Дорин. Повернувшись, чтобы вернуться в дом, он заметил Мейси.

— Не стоило вам приезжать, мисс. Вы и так здорово помогли нам ночью.

— Как дела? Про Лиззи новости есть?

— Я вернулся часа два назад, Дорин осталась в больнице. Им это не понравилось, но она не смогла уйти, очень уж Лиззи плохо. Лежат там эти бедные малыши, кроватка за кроваткой — ну где за всеми усмотреть!.. Хотя Лиззи, говорят, под особым наблюдением, из-за операции. — Билли потер глаза. — Ее прямо сразу оперировали, как только привезли — вот тут отрезали. — Он провел пальцем по горлу. — Гланды. И вкололи анти… чего-то там.

Мейси кивнула.

— И что говорят?

— Что все висит на волоске. Вообще не понимают, как она до сих пор жива… Такая маленькая. Сказали, что боялись потерять ее прямо в операционной, но она выдержала. Врачи чуть не свихнулись от удивления. В общем, как я сказал, все на волоске. А теперь и остальных забрали, один старший остался, у него никаких признаков. Инспектор сказал, все дело в том, что он повзрослее, школьник. Они вроде меньше болеют… как же это он назвал? — Билли наморщил лоб.

— Наверное, инспектор имел в виду иммунитет. А остальные просто не успели дойти до такой стадии, как у Лиззи. Подвезти тебя обратно в больницу?

Билли постучал носком ботинка о ступеньку.

— А как же работа, мисс? Мне же, наверное, в контору пора?

— Не беспокойся, — покачала головой Мейси. — Сейчас тебе важнее быть с женой, я довезу. Но будь готов к тому, что старшая медсестра скорее всего попытается тебя выставить, они не любят, когда родители торчат в больнице. Наша, к примеру, все время ворчала, как ей мешают родственники — и это в часы посещений! Ее даже врачи боялись… А на работу вернешься, когда сможешь.

Уже у больницы, выходя из машины, Билли повернулся к Мейси.

— Любой другой начальник давно выкинул бы меня за дверь за такие вот… выходные. Спасибо. Я этого не забуду.

— Да ладно, Билли! — вздохнула Мейси. — Постарайся почаще представлять Лиззи дома, такой же, как раньше. Не всматривайся в болезнь. Всматривайся в жизнь своего ребенка. Это лучшее, что ты можешь сделать.

Мейси одолевали прежние мысли. Происходящее вокруг только подстегивало их — по всему Лондону люди стояли в очередях за пособием или к фабрикам, на которых, по слухам, есть работа. А ведь как поговаривают, может стать еще хуже!

Кто-то из бедолаг хромал, у кого-то виднелись шрамы, по лицам многих было понятно, что они дошли до последней черты. Мужчины и женщины, которые не так давно были так нужны своей стране, теперь оказались без средств к существованию. Забытые герои, ведущие очередную битву.

Добравшись до конторы в окончательно расстроенных чувствах, Мейси подошла к телефону, позвонила в Скотленд-Ярд и попросила соединить ее со Стрэттоном.

— Да! — раздался в трубке запыхавшийся голос инспектора.

— Инспектор Стрэттон, мне бы хотелось встретиться и переговорить с вами. Не могли бы вы подойти в то же кафе, скажем, к половине одиннадцатого?

— Хорошо. Но надеюсь, дело важное.

— Важное? Вот и скажете мне при встрече, важен ли вам Гарри Бассингтон-Хоуп. — Мейси не стала дожидаться ответа и бросила черную блестящую трубку на рычаг.

Посмотрела сперва на наручные, потом на настенные часы. Через полчаса должна прийти Джорджина. Надо собраться перед встречей, которой Мейси боялась, потому что какая-то часть ее вовсе не желала успокаиваться, а, напротив, желала бросить с лицо гостье всю ярость, копившуюся в ней со вчерашнего вечера. И тут зазвонил телефон.

— Фицрой…

— Мейси!

— А… Здравствуй, Эндрю.

— Судя по голосу, ты не очень рада меня слышать.

Мейси отрицательно покачала головой, будто Эндрю Дин мог ее видеть.

— Нет, вовсе нет. Занята немного, вот и все.

— Ты всегда занята.

Зря он это сказал. Обидные слова в неподходящее время сыграли роль спички, поднесенной к сухому дереву.

— Да, Эндрю, вполне возможно. Возможно, умирающий ребенок стоит того, чтобы им заниматься, равно как и убитый художник. Возможно, тебе есть смысл вернуться к собственным делам и оставить меня наедине с моими.

— Это несправедливо, Мейси. Ты не единственный человек в мире, у которого есть важные дела, и далеко не единственный, кто часто сталкивается со смертью. Приезжай ко мне на работу — увидишь!

— Эндрю, я…

— Поговорим при встрече. Судя по всему, нам нужно многое обсудить.

— Ты прав.

— Тогда до свидания. По опыту знаю, что когда ты занята, разговора не получится. Позвоню в другой раз.

В трубке щелкнуло. В бессильной ярости Мейси швырнула ее на рычаг и потерла переносицу. Нет, не так представляла она себе решающее объяснение с Эндрю. Конечно, она понимала, что была чрезмерно, непростительно резка. Позволила тревоге за больного ребенка вылиться в скандал, который все равно ничего не решал. Но так или иначе, сейчас не время терзаться — впереди рабочий день.

Другая женщина ждала бы нового звонка и разговора, полного взаимных извинений, или позвонила бы сама, чтобы сказать, что раскаивается. А Мейси уже вовсю обдумывала свою собственную фразу. «Убитый художник». Она старалась оставаться нейтральной как можно дольше, говорила Билли, что версию о насильственной смерти они будут рассматривать только для того, чтобы подстегнуть расследование, и до этой минуты не высказывала своего личного отношения к делу. Возможно ли, что теперь, на волне гнева, у нее наконец-то сработала интуиция?