Онлайн книга «Простительная ложь. Вестник истины»
— Тогда он и увлекся триптихами? — Нет, позже. В тот период он увлекался рисованием отдельных сюжетов на одном полотне, что выглядело довольно авангардно. Юношеский период, так сказать, проба кисти, хотя и эти работы вызвали переполох, появившись тут, у меня в галерее, пусть и в рамках коллективной выставки. — Интересно… — Затем, к несчастью, началась война, Ника забрали в армию и отправили во Францию. Я до сих пор уверен, что ему крупно повезло, когда он, серьезно раненный, попал в госпиталь, а оттуда домой. Увы, он вернулся на фронт в качестве военного художника. Хотя поговаривают, что это был скорее приказ, чем предложение. — Вот как… — протянула Мейси, побуждая Свенсона не останавливаться. Позже она поговорит и с Джорджиной и сравнит новые заметки с тем, что ей уже известно о погибшем. — Именно там Ник повзрослел, именно там из юноши превратился — как ни грустно признать — почти что в старика. — Свенсон вздохнул, демонстрируя глубокую скорбь. — Однако и в этот период его работы представляют собой нечто большее, чем просто военные зарисовки, которые фиксируют определенный момент, а затем отправляются в архив. Нет, он стал… зеркалом. Да-да, именно зеркалом, отражением души, страдающей и погибающей на войне. В то время он был словно одержим, из картин пропали свет и краски, они стали темными, как у человека, переживающего тяжелейший период жизни. И — красный, работы Ника того времени полны красного цвета. — А техника? Техника изменилась? Я не видела его работ, так что просто пытаюсь представить то, о чем вы рассказываете. Мейси даже подалась вперед, чувствуя, что Джорджина смотрит на нее. — У Ника сохранились элементы прежней манеры, что, однако, не мешало ему экспериментировать. Образы накладываются друг на друга, причем на заднем плане черной тенью маячит смерть. И вот что привлекало как собирателей с чутким художественным вкусом и образованием, так и внимательных неофитов — работы Ника не требовали объяснений. Вообще. Никаких. Вы понимали, что он хочет сказать, чувствовали его эмоции, видели его глазами… — Свенсон положил руку Джорджине на плечо. — Как Джорджина воссоздает все, что видит, с помощью слов, так Ник проделывал то же самое с помощью красок. Что за семья! — А каким, на ваш взгляд, был следующий этап? Краем глаза Мейси заметила, что Джорджина вывернулась из хватки Свенсона и отступила в сторону. — Как вы знаете, едва демобилизовавшись, Ник покинул страну. Разумеется, поехал в Америку, там ему было самое место. — Почему? — Пространство. Невероятные просторы. — Стиг развел руки, показывая необъятность пространства, которую просто невозможно описать словами. — И возможности. — Возможности? — Да, для коллекционеров особенно интересно, что техника художника испытывала сильное влияние американской школы, да и просто потрясающей географии этой страны. Посмотрите на наброски, и вы увидите скалистые пейзажи, переливы приглушенных и буйных красок, смешанных так, чтобы передать свет, возможный только там, и больше нигде в мире. Ник спускался в каньоны, бродил по долинам и пересекал прерии. Из слякоти и мерзости, из окопов, залитых кровью и грязью, он попал в чистый воздух американского запада — Монтана, Колорадо, Нью-Мексико, Калифорния. Именно там он начал экспериментировать с фресками — логическим продолжением его интереса к триптихам. Тем более что фресками увлекались почти все известные американские художники того времени. — И все эти стили, — Мейси в очередной раз понадеялась, что выбрала правильный термин, — можно было наблюдать прямо тут, до того, как Николас погиб? И вся коллекция будет выставлена на продажу? — Совершенно верно. — Знаете… Надеюсь, вы не будете против, если я спрошу… я ведь давно не видела Джорджину, а значит, и Ника, потому мне и интересно… его работы никогда не казались вам оскорбительными или провокационными? — Разумеется, казались, — хохотнул Свенсон. — На редкость оскорбительными и самыми провокационными в мире искусства, сами знаете. Тут он вдруг посерьезнел и даже чуть отодвинулся от Мейси, видно, сообразив, что близкая подруга, какой отрекомендовала ее Джорджина, должна бы знать такие подробности, а Джорджина меж тем давно уже не говорит ни слова. Однако все-таки ответил, лишь для того, чтобы побыстрее закончить разговор: — Ник увлекал вас в свой мир, и когда вы расслаблялись, убаюканные пейзажем — к примеру, закатом на фоне горного озера, — он бил по вас следующей картиной, где проткнутый штыком боец разевал рот в предсмертном крике. Именно так он представлял свои работы, именно так говорил о добре и зле. Он смущал людей, он практически угрожал. — Стиг пожал плечами. — Но это же Ник, сами знаете. В жизни он был сущим ангелом; даже тот, кто чувствовал себя оскорбленным, мгновенно таял при личном знакомстве. Мейси взглянула на пришпиленные к лацкану часики. — О Господи, Джорджина, нам, наверное, пора бежать? А мне так хотелось посмотреть, что там наверху, на галерее! — Тогда прошу! — Свенсон отвесил Мейси короткий поклон и повернулся к Джорджине. — Еще одну минуту твоего драгоценного времени, ладно? Поднимаясь по лестнице, Мейси ненадолго задержалась на площадке, разглядывая стену, на которой Николас Бассингтон-Хоуп собирался разместить свою главную картину. Триптих ли это, как предполагалось, или скрытный художник готовил еще какой-то сюрприз? Она наклонилась, пристально рассматривая детали. Вот тут в штукатурку действительно были вбиты крюки, которые теперь вынули, и стена снова стала почти гладкой. На ней явственно виднеются свежие заплаты, видимо, от лесов, которые, разумеется, оставили царапины, когда рушились вместе с упавшим художником — если тот действительно упал. Насколько же высоки были леса и на каком ярусе трудился Ник Бассингтон-Хоуп перед тем, как упал на каменный пол? От пола до потолка примерно двадцать пять футов — высота, упав с которой, вовсе не обязательно разобьешься насмерть… разве что ты на редкость невезуч. А вот если тебя толкнут… Мейси принялась разглядывать двери на втором этаже, по одной с каждой стороны. Первая скорее всего вела к хранилищу, а вторая в служебные помещения. Не мог ли кто-нибудь испортить подмостки, сделать их менее устойчивыми? Или леса расшатались случайно? Догадок множество, нужно рассмотреть все — не исключая версии, что Николас Бассингтон-Хоуп просто-напросто покончил жизнь самоубийством. — Эй, мисс! Мейси огляделась. Она ясно слышала голос Билли, но самого помощника не видела, и ей не хотелось окликать его по имени. — Тс-с, мисс! — Где ты? — как можно тише осведомилась Мейси. — Да тут! Мейси направилась к картине у дальнего края лестничной площадки. И чуть не подпрыгнула, когда полотно зашевелилось. — Ой! Голова Билли Била показалась из-за картины, фактически служившей дверью. |