Онлайн книга «Весенняя коллекция детектива»
|
Олимпиада возмутилась: – Господи, что ты несешь, Люська! Ты только послушай, как он с нами разговаривает, будто мы… мы… будто он нас подозревает! – А он нас подозревает, – с удовольствием согласилась Люсинда. Детективчик получился первый сорт – милиция приехала, все соседи высыпали, всех допрашивают, и труп она нашла, она первая, целая история вышла, а намечался самый обычный, унылый и серый день! Правда, соседа немножко жалко, был он смирный, работал на заводе «Серп и Молот», выпивал умеренно и занимался «радиолюбительством» – у него в квартире был целый склад барахла, лампочек каких-то, проволочек и прочей чепухи. Люсинда видела, когда приходила убираться, и тогда же узнала, что он радиолюбитель. В прошлом году он проводил в армию сына Серегу, который был похож на Костика, славшего «военные приветы из далекого города Архангельска», и стол на проводы собирала тоже Люсинда. Соседа жалко, но детектив ей очень нравился, и она этого стеснялась. Липа-то вон как сердится, глазищами сверкает! Интеллигентка, даже возразить как следует никому не умеет, зато ей, Люсинде, палец в рот не клади, она «бойкая девчонка», ей об этом весь Ростов говорил! Из прихожей вернулся милицейский, сел на стул, отчего стул скрипнул и покачнулся, уперся ладонью в коленку и вдруг спросил: – А напротив кто живет? – Никто не живет, – ответила Олимпиада Владимировна. – Хозяева умерли давно, я их почти не помню. – А вы давно тут проживаете? – Всю жизнь! Мы с бабушкой жили, а потом она умерла, и я осталась одна. – Что можете сказать про потерпевшего? – Господи, ничего я не могу про него сказать! Мы все друг друга знаем в лицо, дом-то маленький! Он жил с сыном, сын сейчас в армии, забыла, как его зовут. – Серегой зовут, – подала голос Люсинда. – В прошлом году проводили. – Потерпевший выпивал? – Мы с ним не выпивали! – опять встряла Люсинда. – А потому знать не можем! Ну, выпивал, конечно, но сильно никогда не пил! – Черт знает что, – пробормотал старший лейтенант Крюков, – в субботу утром на мою голову!.. Тут его позвали на лестницу, и он вышел, и Олимпиада с Люсиндой опять остались одни. – Мне на работу надо, – с тоской сказала Липа, – и что он там начальнице наговорил, страшно подумать!.. – Да ладно, разберешься, чего там! – И кто мог его… по голове? – Олимпиада перешла на шепот. – У нас же тут все свои, чужих никогда не бывает! – Может, он собутыльников каких привел? Олимпиада пожала плечами. В проеме возник старший лейтенант и поманил ее пальцем, тоже достаточно обидно. – Вы меня? – спросила Олимпиада Владимировна, стараясь держаться «достойно», хотя сердце ушло в пятки. – Вас, вас, кого же!.. Они опять переглянулись, и Люсинда вскочила с кресла, выражая готовность следовать за Липой туда, куда ее поманил милицейский, хоть в острог! Олимпиада Владимировна вышла в собственную прихожую, где было сильно натоптано, накурено и очень холодно, потому что с лестницы дуло немилосердно, и как будто споткнулась взглядом о лежащее на полу тело. Теперь это было именно тело, кое-как прикрытое черной клеенкой, а не человек с мучительно задранным подбородком. – Господи, – сказала Олимпиада и прикрыла рот рукой. – А нельзя его… вынести? – Всему свое время, – сказал милицейский загадочно. – Пройдите, пройдите туда!.. Туда – означало на лестницу, где все смолкло, когда она появилась, только где-то в отдалении тявкала парамоновская собака по кличке Тамерлан. – А как же ваши соседи говорят? – не очень понятно спросил старший лейтенант. – А вы сказали – никто не живет! – Где? – не поняла Липа. – Напротив. Вот здесь. Ваши соседи говорят, что живет! – Кто?! – поразилась Олимпиада. – Никто там не живет! Никого там нет! В тех квартирах живут Парамоновы и еще студент, Володя, я не знаю его фамилии. Или знаю?.. – Так знаете или не знаете? – Нет! – почти крикнула Липа. – Не знаю! – И где он сейчас, тоже сказать не можете? – Конечно, не могу! Я же за ним не слежу! А напротив никто не живет, это я вам точно говорю! Парамоновы вылупили глаза и затараторили, как из пулемета застрочили: – Как нет?! – Конечно, живет!.. – На той неделе въехал!.. – Я сама видела! Еще коробки все носили!.. – И на лестнице третьего дня встретились!.. Это была какая-то ерунда, и Олимпиаде Владимировне показалось, что она сошла с ума. – Никто там не живет! – перекрикивая соседей, завопила она. – Когда-то жили, а потом никого не стало, это еще при бабушке было! – Да не верьте вы ей! – Товарищ милиционер, вы нам верьте, мы-то знаем!.. – Он третьего дня полез… – кричала Парамонова, тыча в мужа пальцем. – …снег с крыши скинуть, его там тонну навалило! Вот я и полез, а тут этот идет! – Важный такой, по сторонам не глядит… – …а я ему кричу, поберегись, мол, а он на меня ноль внимания и эту свою поставил… – …прям в крыльцо въехал… – Ти-ха! – гаркнул старший лейтенант Крюков. – Всем молчать! Парамоновы разом замолчали и уставились на него преданно и умильно, как прихожане на икону Спаса Нерукотворного. – Да что вы их слушаете, товарищ милиционер, – вступила Люсинда Окорокова из-за спины Олимпиады, – они вам наговорят!.. – А у этой регистрацию надо проверить! – Она приезжая, и у нее… – Вот паразиты! – закричала Люсинда. – Регистрацию им! А хрена моржового не надо?! – Ти-ха! – опять гаркнул лейтенант. – Что за… твою мать! Он прошагал через площадку – все расступились – и решительной рукой нажал белую пупочку звонка на соседской двери. Все замерли, как в последнем акте «Ревизора», замерли и прислушались. Ничего не было слышно, звонок словно канул в бездну, и лейтенант нажал еще раз. – Может, не работает? – предположил тот, что разговаривал с Парамоновыми. – Откуда я знаю! И опять нажал. В этот момент широко распахнулась дверь, которая на памяти Олимпиады лет восемь не открывалась, и на пороге предстал человек. Это было так неожиданно и так странно, что всех качнуло назад, к открытой двери Олимпиадиной квартиры, на пороге которой лежал труп, прикрытый черной клеенкой. |