Книга Холодная, страница 44 – Инна Инфинити

Да, именно так все и будет. И приезд Максима мне не помешает осуществить задуманный план. Кто он вообще такой? Подумаешь, мальчик, с которым я подружилась давно в детстве. Это была совсем другая жизнь, даже мама еще была жива. Он мне никто. Пусть идет к своей Оле. Она идеально ему подходит. А между нами пропасть. Я ему не по зубам.

Так, отлично. Вроде удалось направить себя в нужное русло. Надо это отметить!

Спускаюсь на кухню, нахожу в одном из шкафов бутылку вина и с наслаждением потягиваю из бокала. Как же хорошо наконец-то взять себя в руки!

Моя радость длилась недолго. Я не успела выпить и половины бутылки, как на кухню заявился Максим. Весь такой правильный. Видите ли, у него режим и ему нужно выпить чай с мятой, чтобы уснуть.

Чай с мятой… Любимый мамин напиток.

Сознание снова возвращает меня на 10 лет назад. Мама, лагерь, Максим…

— Я буду ждать тебя, мой герой!

— Я тебя найду!»

Маска снова слетела, и вот я опять перед Максимом такая, какая есть: уязвленная, ранимая, запутавшаяся в себе и в своих чувствах.

— Знаешь, а я думаю, она тебе подходит. Она такая же, как ты! — Мне больно говорить эти слова, но я себя заставляю.

— Это какая такая, как я? — удивляется Максим.

Как можно безразличнее пожимаю плечами:

— Слишком обычная. Простая девочка, которая поступит в какой-нибудь институт, получит там какую-нибудь профессию, устроится на какую-нибудь работу, выйдет замуж за какого-нибудь парня и проживет какую-нибудь жизнь. Все, как у всех.

— А ты у нас, конечно же, необычная! Ты у нас поступаешь не в какой-нибудь институт, а в Гарвард, получаешь не какую-нибудь профессию, а бизнес-менеджера, устраиваешься не на какую-нибудь работу, а продолжаешь дело отца.

— Именно. Видишь какие мы с тобой разные, Максим? Между нами пропасть, — говорю это скорее себе, чем ему.

Максим медленно направляется ко мне. Подходит в упор, облокачивается на стол и смотрит в глаза.

— Так о чем же ты думаешь? — его голос приглушенно хрипит.

Он так близко, что я теряю самообладание. По моей маске уже давно прошлась рота солдат, и она безнадежно втоптана в землю.

— С тех пор, как ты появился, только о тебе.

Этими словами я делаю контрольный себе в голову. Смотрю в его глаза и понимаю одну простую истину, от которой старалась бежать все эти дни.

Я люблю его. Люблю.

Одно слово, всего пять букв. Но сколько боли...

Но я бы не была дочерью Игоря Морозова, если бы не смогла взять себя в руки даже в такой момент.

— Думаю о том, какой ты обычный, пресный и ничем не выделяющийся из толпы. Такой же, как твоя Оля. Вы с ней будете идеальной парой. Идеальной серой массой. А между мной и тобой всегда будет пропасть. — Снова говорю это скорее себе, чем ему. Выплевываю, словно яд. Вот только кого я хочу ужалить? Пока получается только саму себя.

— Это ты себя пытаешься убедить? — спокойно спрашивает.

Я молчу. Дыхание становится предательски тяжелым. Да, Максим, ты чертовски прав. Я пытаюсь убедить себя.

Он склоняется ко мне еще ближе, и я снова теряю контроль.

— Зачем ты приехал, Максим? Жил бы себе спокойно и никогда меня не знал. И я бы тебя никогда не знала. И все у всех было бы хорошо.

Я чуть было не сказала: «Жил бы себе спокойно, и я бы тебя никогда не вспомнила», но вовремя спохватилась. Он забыл. Пусть так и будет.

— Кристина, — он проводит пальцами по моему лицу, и меня снова бьет разряд тока. — все эти пропасти только в твоей голове.

— Ты же сам знаешь, что нет. Что слишком многое нас разделяет.

— Ты это себе сама все придумала.

Я уже не понимаю, о чем мы говорим. Единственное, что мне ясно — я пьяная, влюблённая и ревнивая. Последние два пункта — впервые в жизни.

Так, Кристина Морозова. Сваливай с этой кухни, пока не наломала еще больше дров. У тебя есть план на ближайшие 10 лет, вот и следуй ему.

Поднимаюсь со стула, но Максим не отстраняется. Несколько секунд мы стоим слишком близко. Я снова чувствую его запах. Мята и горький апельсин. Совсем не как в детстве. Тогда он пах ирисками и свежей летней травой.

— Иди к своей Оле, — хочу сказать это как можно более безразлично, но выходит со злостью и обидой.

Обидой влюбленной и ревнивой девушки.

С как можно более прямой и гордой спиной я направляюсь к выходу из проклятой кухни, чтобы, перешагнув ее порог, умчаться в свою комнату и пустить на волю слезы, которые предательски собрались комом в горле.

— Она не моя. И это было не свидание, а просто дружеская прогулка двух одноклассников. Она показала мне пару мест в Москве. Вот и все. Мы не встречаемся.

Слова Максима заставили меня замереть в дверном проеме. Я машинально повернула к нему голову, совсем забыв, что в глазах уже стоят слезы.

Он их видит. Ну и пусть.

— Мне все равно, Максим. Делай, что хочешь.

Снова вру и тихо, как кошка, ухожу к себе, чтобы больше не сдерживать своих чувств.

После этой ситуации мне вроде удается взять себя в руки. Возможно, между Максимом и Олей действительно нет ничего серьезного, потому что в школе они держатся друг с другом приветливо, но по отдельности. Олейникова продолжает тусоваться со своим братом и его друзьями из параллельных классов. Максим же по-прежнему в моей компании.

Близится день смерти мамы, и я, естественно, собираюсь на кладбище. Вика увязывается со мной. Последний раз мы вместе ездили на могилу в 9 классе, и после этого у Вики случился приступ. Хорошо, что тогда были дома ее родители, мне не пришлось приводить ее в чувство самостоятельно. Хотя, стоит заметить, что ее маме самой в тот момент была нужна помощь. Но отец держался твердо. Вдвоем мы смогли вернуть Вике прежнее состояние.

С тех пор у Степановой больше не было срывов, и, казалось, она полностью излечилась. Поэтому я все же рискнула взять ее с собой.

Как же это было глупо с моей стороны. На кладбище у нее случилась истерика. Хоть Вика и утверждала всегда, что она плохо помнит тот день, была маленькой, а потом находилась в шоковом состоянии, но я знала, что это не так.

Она все прекрасно помнит. До мельчайшей детали. Я в этом уверена.

Возможно, она сама пытается блокировать в своем мозгу эти воспоминания, но каждый раз, когда они к ней возвращаются, Вика срывается. Именно это и случилось на кладбище. Она стала вспоминать.

Сначала у нее была обычная истерика со слезами, а когда Сережа и Алена уехали, и мы с Егором тоже сели в машину, чтобы сначала отвезти Вику, а потом и самим отправиться по домам, у нее случился приступ.