Онлайн книга «Ненавижу и… хочу»
|
– Если ты собираешься встречаться с Темычем, то только не там. – Я не планировала приводить туда сына. Есть ведь игровые центры, парки и все такое! – А выходные? А каникулы? Будешь снимать приличное жилье? На какие деньги, Лиза? Я удивленно открываю рот и смотрю на мужа. С недоверием, с робкой надеждой и… сметающей все на своем пути волной счастья. Выходные? Каникулы? Мне разрешат встречи с Артемом в таком количестве? Позволят брать его на целый день, оставлять с ночевкой и возить отдыхать?! – Ну и к тому же я привык заниматься сексом в приятных глазу интерьерах. Бабушкин диван и пожелтевшие обои действуют на нас с потенцией несколько угнетающе. – А… Я не могу больше стоять, ноги подкашиваются из-за обрушившейся информации. Сжав стаканчик с такой силой, что глинтвейн вот-вот грозится выплеснуться прямо на колени, я сажусь на стул. – Зачем ты это делаешь? Ты же… я думала, ты никогда не сможешь перестать меня ненавидеть. Неужели ты вот так легко все простишь и снова впустишь меня в свою жизнь? – Я тебя не впускаю, а… м-м-м… держу на пороге. До тех пор, пока не выясню, что за фрукт этот Герасимов и какие у вас были отношения. Дыхание перехватывает от ужаса. – Нет! Леша! Не лезь к нему! – Значит, я прав, и ваш роман – нечто более серьезное, чем интрижка ветреной жены и олигарха? – Наш роман – наше дело! Не твое! – Дорогая моя, если я планирую допустить тебя к ребенку, я имею право убедиться, что полоумный садист, с которым ты жила, не создаст проблем. Не так ли? – Он не создаст, пока его не трогают. – Прекрасно, мой жизненный принцип как раз звучит как «не трогай дерьмо». Но, знаешь ли, хочется знать, кто и где навалил для меня кучу. Глинтвейн все-таки проливается, на ткани штанов расплывается красное пятно, а на глазах выступают слезы от боли. Он адски горячий! – Ну, вот, – Лешка встает, – ты как Темыч. Теперь придется что? – Что? – Я растерянно поднимаю голову. – Снимать штаны, Лиза. И молиться, чтобы я не начал к тебе приставать. А, и достать новенькое платьице Рудольфа. Во-первых, я хочу на него посмотреть, а во-вторых, надо же тебе во что-то переодеться. – Я переоденусь в джинсы и поеду домой. – Твой дом теперь на тринадцатом этаже. – Леша! – Лиза! – Ты… ты… – Смирись. В моих руках главный козырь. Джокер. Царь-пушка. Хочешь видеть ребенка? Значит перевози вещи на тринадцатый этаж и не смей соваться в алкопритон, где бабка имела неосторожность оставить тебе квартиру. Не хочешь переодеваться? Тогда ходи с волдырем на коленке и в грязных штанах. Не хочешь есть? Сожру сам. Не хочешь меня? Не ври. – Ты симулируешь? – М-м-м… – Я перееду в твои апартаменты, если ты скажешь честно, симулируешь ли ты простуду? – спрашиваю я. Несколько секунд Леша молчит, а потом со вздохом поднимает руки. – Возможно, я немного притворился. – Немного? – У меня с утра болело горло. И я чихал. – Чихал, значит? Мне хочется не то дать ему подзатыльник, не то укусить за какое-нибудь чувствительное место. Что за мужчина! Почему он даже пытаясь изображать злодея и подонка выглядит как озорной вечно взъерошенный мальчишка? – Что ж, выбирай, либо уборщица в моем офисе плохо работает, и я чихал из-за аллергии, либо с утра я все же был простывший. – А температура? – Нагрел о батарею. – Градусник?! Ртутный?! Едва я представляю, как лопается стекло градусника, и шарики ртути катятся по белому полу, мне становится дурно. Провести всю ночь в компании дез-бригады, ползая по полу с мотком скотча – я все это проходила, когда Темка вдруг решил, что градусник – классная игрушка и его очень прикольно бросать. – Погоди, у нас же в доме не осталось ртутных термометров. Я поменяла все на инфракрасные. Ты выкинул их все? – Нет, – признается Леша. – Я купил его специально. – А лоб? Я же трогала лоб! Он показался мне ужасно горячим. – Тоже нагрел о батарею. Тут я начинаю смеяться. Сначала тихо, отвернувшись к многострадальной елке, потом в голос, уткнувшись в стаканчик с глинтвейном. – Что ты смеешься? – Просто представила, как ты сидишь лбом к батарее, пока я хожу за аптечкой. Леш, зачем ты все это делаешь? – Затем, что хочу. Заканчивай елку, доедай ужин, и мы спустимся в квартиру. Я реально не очень хорошо себя чувствую и с удовольствием бы поспал. От неожиданности я роняю пластиковый елочный шар, и он с щелканьем прыгает по полу под стол. – Ты собираешься спать в моих апартаментах? Леша, ты не можешь прятаться от своей матери. – Это говорит женщина, которая купила автобусный тур по Европе, когда мама сказала, что поживет у нас две недели. Туше. Я помню то время – я провела две недели в далеко не новом автобусе, по соседству с какой-то постоянно жующей девицей. Она ела все: колбасу, кусая прямо палку, пирожные, чипсы, газировки. От звуков непрерывного жевания я была готова выпрыгнуть в окно и бежать следом за автобусом. Вернувшись, я еще две недели прихрамывала и ходила на массаж. – Ну, хорошо, но не делай меня своей сообщницей. Если Георгина Викторовна узнает, что ты прячешься от нее у бывшей жены, она нашлет на меня проклятье. О, да, Георгина Каренина – женщина исключительно суровой закалки, изящного стиля и тяжелого характера. Она давно развелась с отцом Лешки и не одобряла то, что сын изъявил желание жить с отцом, а еще никогда не любила меня, и раньше это обижало. Я с легким страхом наряжаю елку, попутно таская из контейнеров аппетитные кусочки мяса и овощей. Чем быстрее убывает глинтвейн, тем больше кружится голова, и меня бросает в жар. Почему-то я уверена, что в планы Каренина не входит сладкий спокойный сон на полу в паре метров от меня. Но у меня уже нет сил сопротивляться. Закончив, я удовлетворенно смотрю на результат собственных усилий. – По-моему, она слегка косая, – задумчиво говорю. – Забей. Идем, я уже засыпаю. Кстати, платье мне нравится. Оставим его как постоянную форму. Оно слишком короткое. И я кожей чувствую взгляд мужа, когда на лифте мы спускаемся на тринадцатый этаж. Ключ-карта в моих руках открывает все двери, и вскоре мы оказываемся в небольших апартаментах. При виде огромного панорамного окна у меня захватывает дух. Можно подойти вплотную, посмотреть вниз, на усыпанную снегом парковку, и представить ощущение свободного полета, наполняющего легкие морозным воздухом. |