Книга Я знаю, на что ты смотришь, страница 48 – Алекс Хилл

На территорию меня пропускают после тщательного осмотра. Все такое знакомое и в тоже время ненавистное. Решаю не терять времени и сразу отправляюсь в главный корпус на встречу с Мироном. Но каждый шаг заставляет чувствовать режущую боль. И нет. Это не воспоминание о том вечере, это не ноет шрам, это… Она. Мысли о ебанашке, которая выпрыгивала на меня из-за каждого угла, когда пыталась привлечь внимание. И я жду чего-то подобного и сейчас, а разум кричит, что это невозможно.

Коридор на последнем этаже. Дверь ее номера. Ладонь сама тянется к ручке. Нужно проверить. Заглянуть. Вдруг, Ева все еще здесь.

— Там ее нет.

Поворачиваю голову и вижу Мирона в дверях его кабинета.

— Здравствуй, Максим. Мы могли бы привезти твои вещи и документы. Необязательно было приезжать.

— Ты знаешь, что я приехал не за вещами, — грубо бросаю я.

— Знаю, — вздыхает он и взмахивает рукой в приглашении. — Проходи.

Садимся напротив друг друга. Между нами стол и комок напряжения, из которого сыплются искры.

— Я хочу поговорить с ней, — не расшаркиваюсь, переходя к самому главному.

— Это невозможно.

— Тогда с ее отцом.

— Максим, ты не понимаешь…

— Нет! Это ты не понимаешь! Какое право вы имели так поступить с ней? Со мной?!

— Ева согласилась сама. Ее никто не принуждал.

— Да? Ты уверен? Что вы сказали ей обо мне? Почему не дали даже попрощаться?

— Мы сказали ей правду. Она сама захотела уехать, как можно скорее.

— Я тебе не верю, — мое дыхание такое горячее, что кажется, вот-вот изо рта повалит пламя.

— Ева сама приняла это решение. Она знает, что сделала, и хочет все исправить.

— Могу я услышать это от нее? — давлю я.

— Не думаю.

— Какого?.. — у меня заканчиваются приличные слова.

Яростная дрожь бежит вверх по рукам.

— Максим, послушай. Ева, наконец-то, поняла и приняла, что ей нужна помощь. Да, ситуация ужасная, но она дала тот самый толчок, который был нужен. Из-за тебя все снова может сорваться. Вы знакомы всего пару недель. Просто пожелай ей удачи и забудь. Ты молодой парень, еще встретишь…

Смех вырывается из горла хриплым кашлем.

— Ты сам-то кого-нибудь любил, Мирон? Сколько тебе? Тридцать? Ты вообще знаешь, что это такое?

— Хочешь сказать, что ты ее любишь? — усмехается он в ответ. — Максим, мне тоже было двадцать три когда-то… Все ваши «люблю» до первой телки с голыми сиськами.

— Ты меня не знаешь, — угрожающе наклоняюсь вперед.

— Хорошо. Давай по-другому. Любишь ее? Сильно любишь? Так отпусти. Ей нужно восстановиться. Нужно время, чтобы пережить все…

— И я хочу быть рядом! — твердость моего голоса может расколоть скалу, но не трогает мужчину передо мной, но только лишь первые две секунды.

— Я понимаю. Я, черт возьми, понимаю! Но больше не могу допускать ошибок. Мое желание помочь ей, уберечь, дать возможность самой попытаться выпутаться из сетей прошлого привело к тому, что Ева запуталась еще сильнее.

— Ты сам когда в последний раз говорил с ней?

Мирон достает из ящика стола ее мобильный телефон и кладет передо мной.

— Когда она была еще здесь, — произносит он, болезненно прикрывая глаза.

— И что она сказала? — я готов выдавить из него каждую крупицу, чтобы узнать все.

— Сказала… — у меня перехватывает дыхание, — встретимся в следующей жизни.

Резкий удар сердца, выбивает выдох.

Так себе прощание, но, зная Еву, это может значить, что она собирается вернуться уже без своего багажа. Моя смелая девочка. Я рад, если действительно это ее решение, рад даже, что мой вспоротый живот подтолкнул ее к нему, но… Почему она не захотела увидеть меня? Почему?

— Она не взяла ничего из вещей, — продолжает Мирон. — Просто уехала с отцом.

— А с ним ты говорил?

— Один раз. Через пару дней, после их отъезда.

— И-и-и?

— Они определили ее в клинику за границей. Я теперь у него не на самом хорошем счету, ведь скрывал безумства Евы полтора года. Он попросил меня больше его не беспокоить. И если Ева захочет связаться со мной, то сделает это, когда будет готова.

— Если… — повторяю, глядя в пустоту.

— Думаю, для тебя ответ будет таким же. Отец Евы не самый сговорчивый мужик.

— Но я могу попытаться.

— Я звонил ему после этого еще несколько раз. Номер абонента больше не обслуживается. Если они улетели куда-то, то могли запросто сменить симки.

То есть вот так? Ее просто забрали у меня и все? И я ничего не могу сделать? Ничего?! Ощущаю себя снова прикованным к кровати. Беспомощным. Жалким.

Поднимаюсь со стула. Мне здесь больше нечего делать. Хватаю серебристый побитый жизнью мобильник, даже не спрашивая разрешения, и собираюсь уйти.

— Дай мне знать… — начинаю я, голос не слушается.

— Да. Я обещаю, — перебивает Мирон, догадываясь, о чем я хочу его попросить.

— Тогда, на связи, — протягиваю ему руку.

— Ты серьезно? Насчет Евы? — он делает ответный жест.

— До свидания, Мирон, — крепко сжимаю его ладонь и ухожу прочь, больше не желая видеть отражение собственной грусти на его лице.

Забрав документы из отдела кадров и упаковав вещи, отправляюсь в бар. Не могу же я уехать, не перекинувшись парой фраз с Колей, Тосей и Настей. Они стали моими друзьями. Пусть мы знакомы не так уж много, но… Дружба ведь — чувство. Да, ее нужно проверять и строить, но чтобы она началась достаточно одной лишь улыбки или подзатыльника.

— Привет, ковбой, — сияет Коля. — Выглядишь…

— Так, будто тебя пырнули ножом, — подключается Тося.

— Не слушай их, Макс, — хохочет Настя. — Ты просто…

— Высох, — снова вворачивает колкость Тося. — Тебя там что, не кормили?

— Я теперь на диете, — усмехаюсь, осторожно забираясь на барный стул.

— Из солнечного света и морского воздуха? — говорит Коля.

— Из твоих дебильных шуток, шелуха.

— И из твоих тупых подколов, семечка подгоревшая!

Тосе и Коле, кажется, никогда не надоест это соревнование.

Болтаю с ребятами, то и дело поглядывая на время. У меня поезд через три часа и, если я хочу успеть кое-что сделать, нужно начинать прощаться.

— Ну, че, коллеги? — поднимаю стакан с яблочным соком.

— Н_е-е-ет, — ноет Коля. — Не оставляй меня с этими двумя, они же…