Книга Истинная кровь, страница 56 – Марина Светлая

— Поооооль, — протянула Лиз, — ну Пооооооль…. Ну я, правда, есть хочу. Давай хоть за мороженым заедем, а? Мне же рожать! Как рожать на пустой желудок? Упаду там в голодный обморок… Сделают мне кесарево — я и пискнуть не успею.

— Не нуди! — миролюбиво сказал Поль. — Приедем в больницу — я принесу тебе и мороженое, и обед, и какао.

— В больнице вкус будет не тот! Он будет отравлен медицинскими пара́ми!

— Я сбегаю в соседнее кафе!

— Пока донесешь, пропитается! — сердито воскликнула Лиз и тут же выпучила глаза и тихонько застонала. — Mentulam Caco! Опять! Гони скорее в больницу! Сейчас прямо тут рожу!

— Да приехали уже!

Поль подогнал машину к ближайшему входу и выскочил из машины, бросив дверцу и не заглушив мотор. Он схватил первого попавшегося санитара за грудки и закричал ему прямо в лицо:

— Vae! У меня жена рожает! Face aliquid! — и стал трусить ошалевшего медика, как грушу.

Тот с трудом оторвал от себя пальцы перепуганного папаши.

— Не ори, сейчас врача дежурного позову. Моя пятерых уже родила — и ничего.

Тремя часами позднее, Лиз сидела в своей палате и радостно жевала сэндвич, запивая его какао.

— Года через полтора за вторым приедем, — сообщила она мужу.

— Ну, если только за вторым сэндвичем, — буркнул все еще бледный Поль.

— Сэндвичи отвратительные, — кивнула Лиз и откусила еще кусочек. — Отойди ты от него, он дрыхнет. Иди лучше меня поцелуй. Это я рожала.

Поль послушно подошел к Лиз и поцеловал ее в губы. Целовался он так же классно, как и год назад. Отсутствие сутаны его не испортило.

— А по-моему, ничего так сэндвичи, — он достал из кармана фляжку, сделал пару больших глотков и откусил от сэндвича жены. — А все-таки это здо́рово! Теперь нас трое? — он рассмеялся, снова поцеловал Лиз и вдруг воскликнул, почесывая затылок: — Слушай, а как мы его назовем, а?

— А как, по-твоему, мы должны его назвать? — засмеялась Лиз. — Паулюс, разумеется. Я другие варианты не рассматриваю, милый.

— Нет! Нет!! НЕТ!!! Я прошу тебя. Я сделаю все что угодно. Только давай назовем его иначе, — сделав самые умоляющие глаза на свете, Поль бухнулся на колени перед кроватью, сложив руки в молитвенном жесте.

От неожиданности Лиз уронила сэндвич на покрывало и изумленно посмотрела на мужа.

— Классное имя, ты чего? Ну… Не Ницетасом же его называть…

Полю было не до смеха. Когда-то в детстве брат Ансельм рассказал ему жуткую легенду о нечеловеческих несчастьях, которые преследуют монахов их обители, если те носят одинаковые имена. Потому аббат никогда не принимал в обитель монаха, если у них был уже брат с таким же именем.

— Лиз! Пожалуйста, — жалобно протянул он. — Ну есть же куча офигительных имен…

— О, Господи! — простонала Лиз. — Ты отец — ты и думай. Я свое дело сделала. Вон. Дрыхнет.

Она кивнула на кроватку. И в этот момент безымянный младенец приоткрыл один глаз.

— Ты прелесть, — Поль чмокнул жену в щеку. — А ты не подсматривай, — весело бросил сыну счастливый папаша. И малыш тут же сомкнул веки.

— Я прелесть, и это не обсуждается. Все. Я спать. Сам с ним возись пока! — объявила молодая мамаша и откинулась на подушку, чуть поморщившись от резкого движения. — Спаааать.

Поль посмотрел на спящую жену, потом на спящего сына, допил оставшийся во фляжке коньяк и, вытянув ноги, удобно устроился в кресле. За руль все равно нельзя. Значит, спать!

Эпилог второй. Точки расставляющий

Март 1187 года по трезмонскому летоисчислению, Конфьян

«… за прошлый год было продано в два раза больше сыров, чем раньше. Особенно часто покупают козий. Ко мне снова обращалась Полин из Фенеллы с просьбой продать ей рецепт жуайезского козьего сыра. Пришлось пригрозить ей, что я все сообщу Его Величеству.

Так как доходы ваши увеличились, я осмелился затеять ремонт южной башни, в которой прогнили верхние балки, да прошлой осенью потекла крыша. Работников нанял в деревне. Все люди проверенные. Бушевать и бездельничать не станут, и в цене мы сошлись сходной…

С совершенным почтением, месье Гаспар.

Совсем позабыл, Ваша Светлость. Аделина, служанка, которую вы прислали по зиме, замуж собралась за кузнеца. И просит Вашего позволения с мая оставить службу в Жуайезе»

Катрин замерла над письмом, не поднимая головы.

Она простила, как и обещала себе. Не вспоминала о том, что видела ночью в грязном коридоре постоялого двора. Не думала о том, что последовало за этим в тесной комнатке, которую занимал ее муж. И теперь эта девка собирается замуж. Так скоро…

… Да уж скорее бы! Серж уныло смотрел на управляющего, неторопливо объяснявшего ему, что строительство оросительного канала в саду, что затеяла Ее Светлость, будет делом довольно хлопотным и не принесет такой уж большой пользы. Дескать, при старом маркизе де Конфьяне никому в голову не приходило тратить такие средства на подобные затеи. И деревья плодоносили сами. И как плодоносили!

— И, Ваша Светлость, примите мои уверения, и дальше все пойдет по-прежнему, только уж, пожалуйста, давайте оставим эту затею до поры. Куда эдак-то растратничать? Зима трудная была, еще неизвестно, какой урожай получим, — продолжал бубнить управляющий.

И Серж, наконец, не выдержал.

— Но ведь, кажется, это мои средства? — совершенно серьезно спросил маркиз.

Управляющий внимательно посмотрел на хозяина, будто бы были сомнения. А потом утвердительно кивнул:

— Совершенно точно ваши!

— А моя жена хочет этот чертов оросительный канал?

— Хочет.

— Все просто, Жак, — пожал плечами Серж и встал из-за стола. — Все предельно просто. Моя жена, маркиза де Конфьян, хочет оросительный канал для нашего сада. Стало быть, с этой весны мы строим канал. Средства ведь мои.

Лицо управляющего вытянулось, и он тихо сказал:

— Как прикажете, Ваша Светлость!

В Конфьяне все знали, что спорить с маркизом не следует. Особенно в том, что касается его жены. «Ведьма!» — подумал управляющий и с несчастным видом отправился на кухню. Жаловаться приятельнице-кухарке.

Маркиз же легко рассмеялся и, покинув зал, помчался к жене. Не видел ее целый… час! И это был ужасно длинный и бесконечно скучный час.

Он влетел в их комнату, торопливо закрыл за собой дверь и, обернувшись, воскликнул:

— О, прекрасная, приди же в мои объятия, ибо сердце мое истекает кровью вдали от тебя!

Катрин сжала в руке бумагу. Не глядя на мужа, она слабо кивнула и сказала:

— Вы были в зале с управляющим. Мне кажется, это не так далеко, чтобы ваше сердце слишком страдало.