Книга Избранная, страница 80 – Вероника Рот

Калеб взвизгивает, когда сеть принимает его тело, и выпрямляется. Я не без труда встаю.

– Калеб! – сиплю я. – Сюда!

Тяжело дыша, Калеб ползет к краю сети и переваливается через него, плюхаясь на платформу. Морщась, он поднимается на ноги и смотрит на меня с открытым ртом.

– Сколько раз… ты… это делала? – спрашивает он, задыхаясь.

– Теперь – два.

Он качает головой.

Когда отец падает в сеть, Калеб помогает ему выбраться. Оказавшись на платформе, отец наклоняется, и его выворачивает через край. Я спускаюсь по лестнице и, оказавшись внизу, слышу, как Маркус со стоном приземляется в сеть.

В пещере пусто, коридоры уходят в темноту.

Судя по словам Жанин, в лагере Лихости никого не осталось, кроме солдат, которых она послала назад охранять компьютеры. Если мы найдем солдат-лихачей, то найдем и компьютеры. Я оборачиваюсь. Маркус стоит на платформе, белый как мел, но невредимый.

– Так вот он какой, лагерь Лихости, – замечает Маркус.

– Да, – подтверждаю я. – И что?

– Не думал, что когда-нибудь его увижу. – Он проводит рукой по стене. – Не надо быть такой колючей, Беатрис.

Я раньше не замечала, какие ледяные у него глаза.

– У тебя есть план, Беатрис? – спрашивает отец.

– Да.

Это правда. У меня есть план, хотя я не знаю, когда успела его придумать. Я также не уверена, сработает ли он. Можно рассчитывать на несколько моментов: в лагере мало лихачей, Лихачи отнюдь не славятся коварством, и я сделаю все, чтобы их остановить.

Мы идем по коридору, ведущему к Яме. Через каждые десять футов коридор пересекают полосы света. Когда мы входим в первую полосу, я слышу выстрел и падаю. Должно быть, нас заметили. Я ползу к следующему темному участку. Искра выстрела вспыхнула на другой стороне комнаты, у двери, которая ведет в Яму.

– Все целы? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает отец.

– Тогда оставайтесь здесь.

Я бегу к стене комнаты. Лампы выступают из стены, так что под каждой лежит узкая полоса тени. Я достаточно маленькая, чтобы спрятаться в ней, если повернусь боком. Я прокрадусь вдоль стены и ошарашу охранника, стреляющего в нас, прежде чем он успеет всадить пулю мне в голову. Возможно.

Я благодарна Лихости в том числе за готовность, которая избавляет меня от страха.

– Кто бы там ни был, – кричит голос, – бросайте оружие, руки вверх!

Я поворачиваюсь и прижимаюсь спиной к каменной стене. Я быстро перемещаюсь в сторону, переступая ногами крест-накрест, и щурюсь сквозь полумрак. Новый выстрел разрывает тишину. Я достигаю последней лампы и мгновение стою в тени, дожидаясь, когда глаза привыкнут.

Я не могу победить в драке, но если буду двигаться достаточно быстро, мне не придется драться. Неслышными шагами я иду к охраннику у двери. В нескольких ярдах от него я осознаю, что мне знакомы эти темные волосы, которые всегда блестят, даже в относительной темноте, и длинный нос с узкой переносицей.

Это Питер.

Холодок скользит по коже, гладит сердце, проваливается в желудок.

Его лицо напряжено – он не сомнамбула. Он оглядывается, но его глаза сканируют воздух надо мной и вокруг меня. Судя по его молчанию, он не намерен вести переговоры. Он убьет нас, не задавая вопросов.

Я облизываю губы, пробегаю несколько последних шагов и бью основанием ладони ему в нос. Он кричит, закрывая лицо обеими руками. Мое тело сотрясается от нервной энергии, и, пока он щурится, я пинаю его в пах. Он падает на колени, с грохотом роняя пистолет. Я подбираю оружие и приставляю дуло к его макушке.

– Почему ты не спишь? – требовательно спрашиваю я.

Он поднимает голову, и я взвожу курок, выгнув бровь.

– Лидеры Лихости… они оценили мои записи и освободили меня от симуляции, – отвечает он.

– Потому что рассудили, что ты и так достаточно кровожаден и запросто убьешь пару сотен человек, находясь в сознании, – замечаю я. – Звучит разумно.

– Я не… кровожаден!

– Впервые вижу настолько лживого правдолюба. – Я постукиваю пистолетом по его черепу. – Где компьютеры, которые контролируют симуляцию, Питер?

– Ты меня не застрелишь.

– Меня часто переоценивают, – тихо говорю я. – Думают, раз я маленькая, или девушка, или Сухарь, значит, не могу быть жестокой. Но это ошибка.

Я перевожу пистолет на три дюйма влево и стреляю ему в плечо.

Его вопли наполняют коридор. Кровь хлещет из раны, и он снова вопит, прижав лоб к полу. Я снова приставляю пистолет к его голове, не обращая внимания на укол вины в груди.

– Теперь, когда ты понял свою ошибку, я дам тебе еще один шанс рассказать то, что мне нужно, прежде чем я выстрелю куда похуже.

Еще один момент, на который можно рассчитывать: Питер эгоистичен.

Он поворачивает голову и пристально смотрит на меня сверкающим глазом. Он закусил нижнюю губу и неровно выдыхает. И вдыхает. И выдыхает.

– Они слушают, – выплевывает он. – Если ты меня не убьешь, они убьют. Я скажу, но только если ты заберешь меня отсюда.

– Что?

– Забери меня… аах… с собой, – морщится он.

Я не верю собственным ушам.

– Ты хочешь, чтобы я забрала с собой тебя, человека, который пытался меня убить?

– Да, – стонет он. – Если хочешь узнать то, что хочешь.

Кажется, будто у меня есть выбор, но на самом деле нет. Каждую минуту, которую я таращусь на Питера и вспоминаю ночные кошмары с его участием и вред, который он мне причинил, очередной десяток альтруистов погибает в тисках безмозглой армии Лихости.

– Ладно. – Я чуть не давлюсь этим словом. – Ладно.

Я слышу за спиной шаги и оборачиваюсь, крепко держа пистолет. Отец и остальные идут к нам.

Отец снимает рубашку. Под ней надета серая футболка. Он приседает на корточки рядом с Питером и туго перевязывает его плечо. Промокая кровь, текущую по руке Питера, он поднимает взгляд на меня и спрашивает:

– Разве нельзя было обойтись без стрельбы?

Я не отвечаю.

– Иногда боль – во благо, – спокойно замечает Маркус.

Я мысленно вижу, как он стоит перед Тобиасом с ремнем в руке, и слышу эхо его голоса. «Это для твоего же блага». Несколько секунд я не свожу с него глаз. Он действительно в это верит? Это похоже на слова лихача.

– Нам пора, – говорю я. – Вставай, Питер.

– Ты хочешь, чтобы он шел? – возмущается Калеб. – С ума сошла?

– Разве я прострелила ему ногу? Нет. Он идет с нами. Куда мы идем, Питер?

Калеб помогает Питеру подняться.