Онлайн книга «Твоя поневоле»
Зачем создавать человека настолько прекрасным и в то же время опасно-безумным? Чей ген был бракованным: Игоря? Его жены? И насколько опасна эта кривая цепочка нолей и единичек в сложной формуле генной спирали для будущего потомства Кая? Впрочем, какая мне разница, всё равно не я стану матерью его детей… Кладу ладони на его грудь и неторопливо веду вниз; по скульптурным кубикам идеально прокаченного пресса, до тёмной дорожки, ведущей от пупка к месту, на котором я сижу. Ему приятно, он абсолютно расслаблен: заложив руки за голову смотрит в тёмный потолок, лишь изредка освещаемый фарами проезжающих мимо окон машин. — Зря ты так с Русланом. У нас с ним ничего не было, — мои руки снова скользят выше, но уже не подушечки пальцев, а ногти рисуют на его коже невидимые узоры. — Я знаю. Если бы было, я бы его убил, — произносит так буднично, и руки мои непроизвольно застывают. — Шутка. Его губы растягиваются в улыбке, которая, по его мнению, должна была бы меня успокоить, но мне почему-то вдруг кажется, что за показной безмятежностью скрывается отнюдь не тихий омут. Отмираю и продолжаю осторожную прогулку по его телу. Сильные руки, крепкие предплечья, широкие запястья. Я питаю слабость к красивым мужским рукам, а руки Кая, банально, но они идеальны. Кай. Мальчик, слепленный по образу и подобию самого дъявола. Мой персональный змей-искуситель. Хотя какой же он мальчик — мужчина. Начиная от внешности и заканчивая дерзостью совершаемых им поступков. А ещё он умный, и я сейчас не о том уме, что позволяет ему решать сложные уравнения, а об уме, которому набираются только лишь с жизненным опытом. Но ему только двадцать лет, когда он успел… Впрочем, я так мало о нём знаю. Порой кажется, что я не знаю о нём ничего. Он ловит мои руки и осторожно подносит к губам, целуя по отдельности каждый палец. Так ласково, так сладко, что я снова ощущаю нарастающее возбуждение, хотя мы только-только прекратили заниматься любовью. — Можно я закурю? — его шёпот добавляет градуса в распаляющийся костёр. — В постели — нет, — отвечаю ему в тон, не желая размыкать веки. — Тогда мне придётся выбраться из постели, — он аккуратно снимает меня с себя и поднимается, демонстрируя голые округлые ягодицы. С наслаждением ныряю на его место и притягиваю к себе подушку, которая хранит его тепло и неповторимый томительно-пряный аромат мужчины. Мужчины, который по нелепому стечению обстоятельству никак не должен быть сейчас в моей кровати, начиная от возраста и заканчивая тем, чей он сын — абсолютно всё против. Подойдя к окну, Кай тянет на себя ручку створки — комнату заполняют звуки улицы и ночная прохлада, а через мгновение и запах дыма сигарет. Я бы тоже выкурила одну, сделала бы пару затяжек из его рук, как тогда, в том доме, но я не хочу вставать и разрушать волшебство момента. Я любуюсь его совершенством: крепкой шеей, размахом плеч, широкой спиной и узкими бёдрами. У Кая самая красивая мужская задница из всех, что мне приходилось видеть в своей жизни. А перевидала я голых мужских задниц не мало — до встречи с Игорем я не сказала бы, что была слишком разборчива в связях. Я была молода, любила веселиться, танцевать и красивых мужчин. Самый красивый из них стоит сейчас в моей спальне и с наслаждением курит в открытое окно. В комнате темно, но я всё равно вижу, что он загорел. Кожа стала бронзовой, словно он много времени проводил на солнце. Даже стало немного обидно… Пока я глотала успокоительные, в надежде забыть кошмар тех дней, он преспокойно валялся на шезлонге, поджаривая свой аппетитный зад. — Зачем ты увезла ребёнка из города? — спрашивает, не оборачиваясь. — Ты серьёзно думала, что я снова его похищу или причиню какой-то вред? — Нет, — вру, зная, что врать Каю бесполезно. — Просто Мише врачи рекомендовали чаще бывать на солнце. — Геленджик, Натали… — с укором цокает он и недовольно качает головой. Глупо было предполагать, что он не узнает. — А как я должна была поступить, по-твоему? — сажусь, сгребая к груди скомканную простынь. — Ты однажды уже украл Мишу прямо из-под носа моей мамы! Да, ты не сделал ему ничего плохого и это очень правильно, потому что если бы с головы моего сына стелел хоть один волосок… — То что? — оборачивается и тушит сигарету о ребро зажигалки. — Я бы тебя убила. — Я помню, как ты хотела вонзить мне в горло украденную вилку, — улыбаясь, идёт в мою сторону, и я приказываю глазам подняться выше его пупка. — Хотела же? — Хотела. — Но ведь не сделала. Он ложится поперёк кровати, водрузив голову на мои оголившиеся бёдра. По инерции запускаю руку в его волосы, неторопливо перебирая жёсткие пряди. — Ты исчез, Кай, — затрагиваю то, что давно болит. — Выпустил птичку из клетки и испарился. Тебя не было целых восемь недель, я думала, что больше никогда тебя не увижу. Но когда Проскурову прокололи шины, я сразу поняла, кто это сделал. Шины, Кай! Это так… по-детски. — Не забывай, мне всего лишь двадцать, — улыбается он, и мне сразу хочется съязвить, что напоминать мне о нашей колоссальной разнице в возрасте некрасиво. Как минимум потому, что буквально пятнадцать минут назад ты вертел эту дряхлую старуху на своём члене. — Я действительно думала, что… та встреча была нашей последней. — Я тоже так думал, — серьёзно говорит он и моя рука в его волосах непроизвольно застывает. — Ты сказала, что не любишь меня, значит, всё было напрасно. — Ты обиделся? — Нет. Но я не хотел принуждать тебя быть со мной не испытывая чувств. Мой отец никогда не любил мою мать, я видел, как она страдала от его измен и равнодушия. Я слышал, как она плачет ночами, — перехватывает мою ладонь и сцепляет свои пальцы с моими. — Но всё равно она не прекращала бороться, все эти долгие двадцать лет. Боролась, зная, что их связь была обречена с самого начала. — Обречена? Но почему? — А ты разве не знаешь? — Нет… — Мои мать и отец — брат и сестра. |