Книга Терапия памяти, страница 18 – Марина Крамер

Я очень люблю Оксану, но порой мне необходимо побыть вдали от нее как можно дольше, чтобы эту любовь не растерять…

– К маме едем, на дачу, – ответил Матвей, и я осторожно выдохнула – загородную жизнь Оксана не переносила на дух. – А у тебя какие планы?

– В Москву поеду.

– Будешь бродить под бой курантов по Красной площади? – не удержалась я.

– И не в одиночестве, между прочим.

– Ну и отлично, – прервал нашу словесную пикировку Матвей. – Вино допивать будете? – сам он не сделал ни глотка, завтра у него операционный день, меня же ждала только бумажная работа.

– Будем, – Оксана сама взяла бутылку, разлила остатки по бокалам. – Между прочим, в сериале у нас будет сниматься Регина Шелест, – сказала она, и мы с Матвеем переглянулись. – Надеюсь, такую актрису вы знаете?

– Что-то слышал, – сказал Матвей. – Но не вспомню, видел ли.

– Ой, погоди! – Оксанка схватила телефон и принялась рыться в галерее, разыскивая снимок. – Вот!

Матвей взял телефон, я придвинулась к нему. С экрана на нас смотрела та самая Регина Шелест, что готовилась сейчас к операции по пересадке кожи. Разве что тут взгляд у нее был уверенный, даже слегка нахальный, а не затравленный, как показалось мне в клинике. Такая зубастая щучка, которая может вцепиться в горло любому, кто посмеет перейти ей дорогу. Та Регина, которую видела я, не производила такого впечатления.

– И что – она дала согласие на съемки? – спросила я, возвращая телефон Оксане.

– Пока нет. Но ей должны были отослать сценарий – первые две серии, там роль на нее специально писалась, Арсик настаивал.

– И давно?

– Да пару дней назад помреж должен был уже отослать. А что?

– Да так… и когда планируете начать?

– Сразу после праздников.

Мы с Матвеем опять переглянулись – ни при каких условиях Шелест не выйдет к этому времени из клиники, и она об этом прекрасно знала. Что-то здесь не так… И, похоже, Оксана тоже не знает о том, что произошло с актрисой.

– А вот скажи… ты говоришь – роль для нее писалась. Это по каким параметрам делается? По тем ролям, что она уже сыграла, или по личным ее качествам?

Оксану, похоже, мои вопросы удивили – я никогда не интересовалась кинематографом, а уж сериалами – особенно.

– Ну, я пару раз с Шелест встречалась. Ты ведь понимаешь, что одно дело – роли, а совсем другое – что человек из себя представляет.

– То есть ты с ней знакома?

– Ну, не близко, конечно, так – пару раз кофе попили, поговорили. Арсик эти встречи и организовывал, я специально в Москву ездила.

Значит, за те полгода, что мы не общались, она готовила себе почву для очередного появления в жизни Колпакова. Она готова была мотаться в столицу – на Севины, между прочим, деньги, – чтобы только снова попасть в поле зрения режиссера, напомнить ему о себе, взращивая надежду на то, что он все-таки оценит ее и женится.

Да, возможно, Севка не был идеальным мужем, но и вот так раз за разом предавать его было непорядочно. Может, и хорошо, что он все-таки ушел…

– И как она тебе показалась?

– Деля, что-то ты сегодня подозрительно много вопросов задаешь по теме, которой не интересуешься, – заметила Оксана, и я пожала плечами.

– Лицо у нее интересное… стало любопытно, соответствует ли такое лицо внутреннему содержанию.

– Вряд ли. Она внутри какая-то… ну, не знаю… в ней злоба сочетается со страхом, с сентиментальностью, с какой-то болью, что ли… Мне кажется, она что-то скрывает о себе.

– Да? Почему ты так решила? – Меня это тоже насторожило в разговоре, и уж если Оксанка это почувствовала, то наверняка в биографии актрисы есть темные пятна.

– Не знаю. Ощущение такое. Знаешь, она о матери не любит говорить.

– Это не все любят. Может, отношения напряженные были – кто знает?

– У тебя с Майей Михайловной тоже непросто все было, но ты ведь не замыкаешься, когда тебя о ней спрашивают? Ты вон даже дневники ее расшифровала и издала книгой.

– А Шелест, значит, замыкается?

– Да. Я только спросила – похожа ли она на свою мать, а она: «Надеюсь, что нет». Выпалила и смутилась, замкнулась, перевела разговор на что-то другое. А руки, я заметила, ходуном заходили, она даже чашку с кофе нормально взять не могла. Потом, правда, справилась и успокоилась.

Краем глаза я заметила, что лицо Матвея стало хмурым, а взгляд, направленный на меня, словно говорил: «Я предупреждал тебя, что с этой дамочкой будут проблемы, вот они, похоже, и нарисовались – у нас психически нестабильная клиентка».

Я же пока большой проблемы в этом не видела, хотя, не скрою, всегда неприятно иметь клиента с сюрпризами, но с этим пусть разбирается тот, кому это по специальности положено, а именно Иващенко. До основной операции еще много времени, и Иван успеет разобраться, что же там в голове на самом деле. И пусть прямого отношения к операции это не имеет, но уж так в моей клинике заведено.

Оксанка проторчала у нас до ночи, спохватившись только в половине двенадцатого, вызвала такси и уехала, пообещав позвонить мне через пару дней по какому-то личному вопросу.

Почему-то я решила, что речь пойдет непременно об обращении в клинику – не может же она поехать на съемки не во всеоружии, а, насколько я успела заметить, у нее опять проблема с губами, да и шея нуждается в процедурах. Так что наверняка речь пойдет об этом.

– Ты о чем думаешь? – спросил муж, наблюдая за тем, как я загружаю тарелки в посудомойку и никак не могу понять, почему не закрывается.

– А? Да про Оксанку.

– А что не так с ней? По-моему, она совершенно счастлива, находится в своей привычной стихии – настроена потерпеть очередную неудачу, хоть пока и не верит в такой исход. Ничего нового.

– От нее Севка ушел – ты не слышал, что ли? А он был тем якорем, который более-менее удерживал ее в нормальном психическом состоянии – хотя бы потому, что она знала, что ей есть куда и к кому вернуться.

– И вот это мне всегда было непонятно. Как вообще можно жить в таких отношениях? Она гуляет, задрав хвост, а он сидит и варит супчики, ожидая, пока она вернется. Ты не находишь, что это… слегка странно? – Он встал, забрал у меня из рук большую тарелку, которую я никак не могла пристроить, аккуратно положил поверх остальных и закрыл дверку.

– Матвей, они всегда так жили. Такая модель отношений. Да, мне тоже непонятно… но их все устраивало до какого-то момента. А потом у Севы душевные ресурсы закончились. И я это понимаю – невозможно терпеть такое отношение вечно. Пока он любил – он прощал. Но, видимо, с каждым разом этой любви становилось все меньше, а теперь вот и совсем не осталось.

– Как по мне – он просто раскопал в себе остатки самоуважения. И любовь тут ни при чем.