Онлайн книга «Терапия памяти»
|
– Удачи нам! – вырвалось у меня, и я смутилась: – Извините… – Ничего. Он вышел из палаты, и я услышала его удаляющиеся по коридору шаги. Часы показывали семь пятьдесят, до операции еще было время, которое я совершенно не знала, чем мне занять, чтобы не думать о том, что произошло с Аришей. Она, наверное, сейчас в морге… как же, наверное, ей было страшно умирать – в воде, понимая, что вот-вот захлебнется, и все закончится… Я почувствовала, как по щекам побежали слезы, и справа стало больно – соль попадала на открытые раны, но это не могло сравниться с той болью, что сейчас копилась у меня внутри. Наверное, я должна что-то сделать, что-то такое, чтобы люди, убившие Аришу, поняли – им тоже не отвертеться, у меня в руках такая бомба, что ее взрывом очень многих покалечит, а то и убьет. Да, я должна что-то сделать… и примерно уже знаю, что. Но для этого мне нужно отойти от наркоза – и черт с ним, с этим лицом, сейчас важно другое. Да-да, точно… Здесь меня не будут искать еще долго, если, конечно, Ариша не призналась в том, где я. И я использую это время, использую так, чтобы суметь выпутаться самой. Да, будет грандиозный скандал, скандалище… возможно, на моей карьере можно будет поставить крест, но и черт с ней – у меня достаточно денег, чтобы какое-то время вообще не работать. А дальше – посмотрим. Анестезиолог встретил меня прямо по-дружески, много шутил, пока медсестра готовила капельницу, расспрашивал о съемках, предварительно, правда, попросив на это разрешения. Это меня сначала удивило, но потом я поняла, что правило полной конфиденциальности распространяется и на врачей – они не должны подавать вида, что узнали клиента, если тот сам не позволил подобного. Мы так заговорились, что я даже не почувствовала, как мягко уплыла в медикаментозный сон, а, очнувшись, не сразу сообразила, что операция уже закончилась, и я лежу в палате, а под рукой у меня – пульт с кнопкой вызова медсестры. Правой части лица я вообще не чувствовала, словно она была намертво заморожена. Наверное, так и должно быть, главное, чтобы к ночи это добро не «оттаяло» и не начало доставлять неприятных ощущений. Буквально через несколько минут пришла Женя, осмотрела меня, удовлетворенно кивнула. – Проснулись? Отличненько. Что-то хотите? Водички, может? Я еле заметно помотала головой – пить не хотелось. Хотелось спать, и я закрыла глаза, но Женя тут же потрясла меня за плечо. – Нет-нет, просыпаемся, просыпаемся… вот так… – она ловко подсунула мне под плечи и спину специальную подушку-валик, дернула рычажок на кровати, и изголовье приподнялось, мягко усаживая меня в постели. – Хорошо… – Женя поправила одеяло, осмотрела повязку. – Сейчас позвоню Матвею Ивановичу, скажу, что вы проснулись. Я хотела возразить, что еще не проснулась, но Женя уже убежала, да и язык мой словно распух во рту и не желал поворачиваться. В голове была странная легкость, словно все мысли испарились вместе с наркозом, я даже вспомнить не могла, что было до того, как меня повезли в операционную. Но, может, это и хорошо… Когда вернулась со шприцем в лоточке Женя, я, с трудом разлепив губы, спросила: – Женя… я не помню ничего… это нормально? – Вполне, – засмеялась она. – Это вас еще просто не отпустило, к вечеру все будет в порядке. Давайте укольчик сделаем, а то скоро начнет болеть лицо. – А… сильно болит? – Говорят, у всех по-разному. Вы, если что, кнопочку нажмите, я приду. Укол она сделала так незаметно, что я даже не поняла, почему ее рука накидывает на меня одеяло, но потом увидела лоток и в нем шприц без колпачка на игле. – Женя… вы какая-то фея… – Ага – добрая, с иглой, – засмеялась она. – Точно пить не хотите? – Точно… – Ну, тогда отдыхайте, сейчас Матвей Иванович придет. Если что – кнопочка на пульте, – напомнила она и упорхнула. Я закрыла глаза и начала прислушиваться к ощущениям – нет, ничего, лицо словно деревянное, я его вообще не ощущаю никак. Если бы так было хотя бы до утра – вообще отлично, хоть поспала бы. Могу представить, как заболит, когда наркоз совсем отойдет… Я начала дергать левой щекой, проверяя, все ли в порядке с ней, и за этим занятием меня и застал Мажаров. – Лицевая гимнастика? – спросил он, присаживаясь рядом с кроватью. – Да… правую половину не чувствую, хотела убедиться, что левая при мне… – При вас и правая, не волнуйтесь. Все прошло очень хорошо, когда окончательно заживет – даже швов не найдете. Но с загаром придется быть предельно аккуратной. – Я не фанатка. Говорят, это вредно, да и не очень модно. – Правильно говорят. Знаете ведь выражение «аристократическая бледность»? Ну, вот. К лету обзаведетесь кружевным зонтиком, будете везде его с собой носить. – Это обязательно? Я не фанатка всяких платьев и рюшей… – Купите спортивный зонтик, – улыбнулся он. – Но беречься от лучей придется в любой одежде. Имейте в виду – даже самые тонкие и практически невидные шрамы загаром не покрываются, остаются белыми и выдают место операции. Я вдруг посмотрела на него и серьезно сказала: – Знаете, Матвей Иванович, а мне впервые в жизни стало плевать, узнает ли кто-то об операции. – Да? Что за переворот в сознании? – удивился Мажаров. – Или это просто наркоз еще не совсем отошел? – Это неважно… ну, в смысле – неважно вообще, кто и что подумает. Люди всегда найдут повод для сплетен, даже если ты очень стараешься им его не предоставить. А в моей профессии всегда слухов и сплетен куда больше, чем правды. – У вас есть ко мне вопросы? – спросил Мажаров, аккуратно бросил взгляд на часы, и я поняла, что он торопится. – Нет… спасибо, Матвей Иванович. У меня уже все хорошо. – Пока еще не все, но непременно будет, это я гарантирую. А сейчас… извините, мне пора, – он поднялся. – Если что – не стесняйтесь, вызывайте дежурную сестру, а она, если потребуется, вызовет дежурного врача, сегодня Филипп Аркадьевич в ночь. – Хорошо… Мажаров ушел, а я протянула руку к задвинутым на окне жалюзи и дернула ручку, поднимавшую их вверх. В палате сразу стало солнечно и так светло, что я невольно зажмурилась – надо же, как снег сияет… К вечеру я настолько осмелела из-за отсутствия болевых ощущений, что решила встать и пройтись по палате. Меня, правда, сперва здорово шатнуло, так, что я едва успела ухватиться за высокую кроватную спинку. – Так, спокойно… – произнесла я, восстанавливая равновесие. – Без резких движений… аккуратно… Я не знала, зачем мне вдруг так приспичило встать и бродить по палате кругами, то и дело хватаясь то за стены, то за мебель, чтобы не упасть. Голова кружилась, как в детстве на аттракционе «Ветерок» – такая большая карусель с креслами на цепочках, которые при наборе скорости летели высоко над землей. |