
Онлайн книга «Дьявол и темная вода»
– Тогда разрешаю, капитан стражи, – сказал генерал-губернатор. – А теперь извините, господа, я бы хотел поговорить с племянником наедине. Нам многое нужно обсудить. С сожалением глянув на кучку нерасставленных свитков, Корнелиус Вос вслед за Якобом Дрехтом удалился в кают-компанию и закрыл за собой дверь. – Любопытный тип, – заметил Арент. – Лучше всех управляется с цифрами, но разговаривать с ним все равно что с деревянным истуканом, – сказал генерал-губернатор, пробегая пальцами по бутылкам на винной полке. – Зато преданный. Как и Дрехт, а это сейчас в большой цене. Выпить хочешь? – Это ваша знаменитая коллекция вин? – Только та ее часть, которая здесь поместилась, – ответил Ян. – Есть французское вино, с удовольствием тебя угощу, хотя, может, ты и вкуса-то не распробуешь. – С удовольствием угощусь. Ян достал бутыль, стер с нее пыль. Вытащил пробку, наполнил две кружки и протянул одну Аренту. – За семью, – провозгласил он, поднимая кружку. Арент звякнул по ней своей кружкой, и они с удовольствием выпили, смакуя вкус. – Я пытался увидеться с вами, когда солдаты забрали Сэмми, но меня даже в форт не пустили. – Арент попытался скрыть обиду в голосе. – Сказали, что вы сами вызовете меня, когда будет время, но так и не вызвали. – Я струсил. – Генерал-губернатор смущенно опустил взгляд. – Избегал тебя. – Почему? – Боялся, что если тебя увижу… Боялся того, что буду вынужден сделать… – Дядя? Генерал-губернатор поболтал вином в кружке, задумчиво глядя на темно-красную жидкость, будто она сейчас откроет ему некую истину. Потом со вздохом посмотрел на Арента и тихо произнес: – Теперь, когда ты стоишь передо мной, я понимаю, что верность семье важнее, чем верность Компании. Признайся, ты знал, чем занимался Сэмюэль Пипс? Арент открыл рот, но генерал-губернатор предостерегающе махнул рукой. – Знай, с моей стороны не последует обвинений, – сказал он, сверля Арента взглядом. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, но я должен знать, назовет ли Сэмюэль Пипс тебя… сообщником, когда предстанет перед Советом семнадцати. – Он помрачнел. – Если да, необходимо принять меры предосторожности. Арент не имел представления, что означают эти меры, но ему уже чудилось нечто кровавое. – Дядя, я никогда не видел, чтобы он занимался какими-нибудь тайными делишками, – с напором сказал Арент. – Никогда. Он даже не знает, в чем его обвиняют. – Знает, – фыркнул генерал-губернатор. – Вы уверены? Он лучше, чем вы думаете. Генерал-губернатор подошел к окну и встал спиной к племяннику. Всего час в море, а флотилия уже рассредоточилась, белые паруса убегали все дальше от темных муссонных туч. – Я похож на глупца? – резко спросил генерал-губернатор. – Нет. – Может, тогда на сумасброда? Или спесивца? – Нет. – В Компании, которой мы все служим, Пипса считают героем. Он – любимчик Совета семнадцати. Я бы не заковал его в кандалы, не обращался бы с ним столь неуважительно, если бы у меня был выбор. Поверь мне, наказание соответствует преступлению. – И какое преступление он совершил? – сердито спросил Арент. – К чему такая таинственность? Почему бы не сказать прямо? – Потому что, когда ты предстанешь перед Советом семнадцати, твоей лучшей защитой станет неведение, – сказал генерал-губернатор. – В твою невиновность поверят. Да и как можно не поверить? В Совете знают, насколько вы с Пипсом близки. Знают, что он тебе доверяет. Просто так они не поверят в то, что тебе ничего не известно. А искреннее возмущение и непонимание склонят их на твою сторону. Арент взял бутыль с вином, снова наполнил кружки и тоже подошел к окну. – До суда восемь месяцев, дядя. Но, защищаясь от клинка, можно не заметить пику. Сэмми считает, что корабль в опасности. – Ну разумеется. И надеется выторговать себе свободу. – Прокаженный заговорил без языка и взобрался на ящики с искалеченной ногой. Одно это достойно внимания Пипса. А кроме того, на парусе появился знак. – Какой знак? – Око с хвостом. Такое же, как шрам у меня на запястье. Который появился после исчезновения отца. Неожиданно дядя весь обратился во внимание. Он подошел к столу, взял перо из чернильницы, нарисовал знак на листке бумаги. – Такой? – требовательно спросил он, протягивая Аренту листок, с которого капали чернила. – Уверен? Сердце Арента громко заколотилось. – Уверен. Как он мог там оказаться? – Что ты помнишь о времени после исчезновения отца? Помнишь, почему за тобой приехал дедушка? Арент кивнул. После того как он вернулся с охоты один, его начали сторониться. Сестры обращались с ним презрительно, и даже мать держалась на расстоянии, поручая заботу о нем прислуге. Его отца все ненавидели, но никто не радовался тому, что он пропал. Как и тому, что Арент вернулся. Вслух такого не говорили, но было ясно, в чем его обвиняют. Все считали, что он выстрелил отцу в спину из лука, а потом притворился, что потерял память. Вскоре все поверили в эти слухи. Они распространились среди паствы отца и настроили всех против Арента. Взрослые злословили за его спиной, а дети шептали гнусности всякий раз, когда он куда-то шел. Затем односельчанин раскричался после мессы: мол, за мальчишкой повсюду следует дьявол. Дрожа от страха, Арент жался к матери, но она лишь смотрела на него с тем же отвращением, что и все. Как-то глухой ночью он улизнул из дома и вырезал знак в форме шрама на двери того односельчанина. Он уже не помнил, зачем это сделал и почему поддался темному порыву. Никто и не понял бы, что это за знак, просто Арент увидел в нем что-то зловещее. Его он пугал, значит напугает и других. На следующее утро прокляли уже того односельчанина без суда и следствия, мол, дьявол приходит к тому, кто поминает его имя. Торжествуя оттого, что замысел удался, Арент совершил такую же вылазку следующей ночью, потом еще и еще и вырезал знак на дверях всех обидчиков, а потом наблюдал за тем, как они становились мишенью для подозрений и страха. Эта пустяшная затея была его единственным оружием, единственной посильной местью. Знак был шалостью, но для жителей деревни он стал реальным воплощением всех страхов. Вскоре каждый меченый дом сожгли, а обитателей изгнали из деревни. Арент пришел в ужас от того, что натворил, и прекратил ночные вылазки, но метка продолжала появляться, разжигая старую вражду и воспламеняя новую. Несколько месяцев деревню лихорадило от раздоров, люди обвиняли друг друга, пока наконец не нашли козла отпущения. |