Онлайн книга «Небо в Океане»
|
Данил, заметив этот след, отклонился от него, любуясь своим творением, словно художник собственной картиной. Кровь на шее Разумовского нравилась ему: она приглушала то пекло, в котором приходилось жить с момента смерти сестры; стирала слезы, которые его родители проливали ежедневно, так и не смирившись с потерей дочери; обеляла Сашу, которую нельзя было даже похоронить по-человечески из-за мерзкого клейма «самоубийца»! Да, кровь смывала всё. «Нужно еще, — шепнул кто-то в мыслях. — Еще, еще, еще…», — заголосило внутри разными мотивами, отчего парень обхватил голову руками. Голоса…Когда он впервые их услышал? Данил уже не помнил. Раньше он просто не обращал на них внимания, игнорируя. Но с уходом Саши все поменялось: они ожили, обрели силу, вынудили слушать их. Вот как сейчас… — Еще?! — громко воскликнул парень, испугав Разумовского. Хотя, куда уж больше? *** — Дан, не надо… — вскрикнул Богдан, когда лезвие ножа по новой вспороло его кожу, — …это не я. — Не ты? — спросил тот, с придирчивостью оглядывая кровавые потеки на его футболке. — Ты хочешь сказать, что это она виновата, да? — Данил сжал одной рукой подбородок Разумовского. — Нет, это ты виноват! Из-за тебя она решила сделать это с собой, конченный ты ублюдок! — плечо Богдана опалила очередная вспышка боли — на этот раз нож вошел глубже. Псих — а нормальным этого человека язык назвать не поворачивался — почему-то не спешил лишать его жизни, продолжая истязать незначительными порезами. — Знаешь, почему я до сих пор тебя не убил, мразь? — будто услышав мысли Богдана, спросил Данил, продолжая крепко удерживать его за подбородок. — Потому что хочу, чтобы ты страдал, сука. Чтобы почувствовал, каково это, задыхаться от боли, — вкрадчиво произнес он, заглядывая в него своими черными глазами. Разумовский боялся этих глаз — безжизненных, пустых и диких. Это были глаза безумца, твари, но никак не человека. Человек способен чувствовать, сомневаться, раскаиваться. Тварь же действует под влиянием инстинктов, полностью отдаваясь им. Попробуйте заставить льва отказаться от растерзания газели. У вас получится только в одном случае: если место газели займете вы. От звука дверного звонка они оба встрепенулись и посмотрели в одном направлении: и если во взгляде Богдана искрилась надежда, — вдруг кто-то из соседей его услышал? — то Данил глядел на дверь с мрачным раздражением. Как ребенок, которого позвали домой в разгар самого веселья. Странное дело, но он совсем не боялся: правосудия, осуждения, приговора… Сейчас Данил сам себя считал правосудием, в тысячи раз справедливее того, что списало со счетов гибель его сестры, не став даже рассматривать вариант о доведении до самоубийства. Так зачем ему боятся тех ничтожных кретинов, за которых он должен делать всю работу? — Ждешь гостей? — спросил Данил, и, не дожидаясь ответа, двинул в направлении двери. «Из-за нее она сделала это с собой. Если бы не эта стерва…» — вспомнил он слова Илоны, стоило посмотреть в глазок. Перед дверью стояла та, ради которой Богдан бросил его Сашу. Единственная, которую — если верить пьяным признаниям — этот ублюдок любил. «А ты любил Сашу…» — прошипело внутри, отчего на лице парня прорезалась кривая линия улыбки. Да, он мог убить Разумовского. Но что, если Данил поступит с ним, так же, как и он? Заберет у него самого дорого человека на свете? «И заставишь его жить с этим». *** — Может, зайдешь? — вывел меня из ступора голос парня, пока я с нарастающим ужасом пялилась в его глаза. «Что за бред! — одернула саму себя. — Это же Данил!» — Я лучше в другой раз, — неловко потопталась на месте, чувствуя досаду внутри от нарушенных планов — при посторонних поговорить с Богданом не получится. А затягивать с этим я не хотела. И так затянула дальше некуда… — Да ну что ты! — улыбнулся Данил, освобождая мне проход. — Проходи, я гостинцев из командировки привез, — с непривычной веселостью добавил он. — Нет, я все же по… — мой голос оборвался от слабого вскрика, что донесся из глубины квартиры: — Беги! — Что это? — спросила у Данила. Парень, как и я, смотрел в направлении голоса. — Беги! — опять повторился вскрик, от звука которого кожа покрывалась мурашками. — Это Богдан, — отмахнулся Данил. — В стрелялку рубится. У него там в наушниках снаряды рвутся вот он и орет, как контуженный. Проигрывает, по ходу. — Ааа, — слегка нахмурилась. Что-то я не замечала за Разумовским тяги к подобным увлечениям, но сейчас мне это было только на руку: — Не говори ему, что я заходила, ладно? — перспектива распивать чаи с Разумовским в присутствии его друга, и изображать счастливую невесту, мало прельщала. — Поч… — начал Данил, но осекся… — Рита, беги! Беги! — на этот раз голос зазвучал громче, и я откуда-то точно знала, что Богдан не играет ни в какую игру… — Богдан? — неуверенно позвала я, заглядывая вглубь квартиры. — Вот же мразь! — прорычал рядом парень, а в следующую секунду меня резким толчком забросило внутрь квартиры. — Пойдем, — не дав опомнится, Данил потянул меня дальше по коридору, прямо так, в обуви. — Данил, что… — я замолчала, от пугающей картинки, что предстала передо мной. Первым была кровь — на лице, шее, груди, даже белки его глаз окрасились в этот жуткий цвет. Вторым — раны, они были не так заметны из-за футболки пропитанной насквозь алым, но я знала, что они есть и что их много. Да он же полностью был покрыт ими! — Господи, Богдан! — А это стало третьим и самым страшным. — Что. что..- слова застревали прямо в горле, смывались потоками слез. «Это какой-то сон. Я просто сплю, — здравый смысл отказывался принимать ту действительность, где так зверски могли поступить с человеком. — Это неправда. Неправда!». — Отпусти её, — от голоса Разумовского я вздрогнула. За все эти несколько минут он даже не взглянул на меня, продолжая сверлить взглядом что-то у меня за спиной…или кого-то. «Зверь», — вспомнила я и резко обернулась. — Ты же знаешь, что не могу. — Все это Данил говорил с улыбкой, глядя прямо в мои глаза. Все внутри коченело от его взгляда: безжалостного, хищного и спокойного. Именно это спокойствие страшило сильнее всего. Будто он уже знал, что будет дальше. Знал, что убьет… «Это не сон», — по телу прокатилась дрожь, отрезвляя. Я опять посмотрела на Разумовского, только теперь заметив на его теле веревки. «Нужно освободить его. Нужно выбраться отсюда», — загремело паникой в подсознании, и ноги сами понесли меня вперед, а дрожащие ладони потянулись к путам. Однако развязать Богдана я не успела… От неожиданного столкновения с полом — охнула, почувствовав саднящую боль в области ребер. Второй вздох с моих губ сорвался оттого, что в живот с силой ударили. |