
Онлайн книга «Ловля молний на живца»
Юля нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу. – Так, а что стряслось-то? В «Молоке». Почему она вырубилась? Я тут слышала версию с бутиратом… – А ты ничего не знаешь? Он что же, не говорил? – Он отбитый какой-то, молчит! – Она запихнула в рот очередную конфету. Маша автоматически сунула руку в пакет, выудила червяка и смяла розовое сахарное тельце пальцами. – Да я прыгала со сцены в слем… – и Маша сбивчиво пересказала подруге историю лейтенанта Власова. – Жесть! – Юля вглядывалась в Машино лицо, не переставая жевать. – Стремно в ментовке было? Тебя в клетку сажали? – Я заикаться опять начала… – Ого! Я думала, это прошло. В другой части улицы, там, где стояли ряды скамеек, кто-то взорвал петарду. Маша и Юля обернулись на хлопок, и Маша сразу увидела красную кепку, белые щеки и черные волосы. – Вот и он, – констатировала Юлька, – позвать к тебе? – Я сама. – Маша решительно двинулась в сторону Шалтая. Поймала его медовый взгляд и улыбнулась. Однако он смотрел на нее как на тень. – Здравствуйте, – произнес он и остановился. Руки в карманах джинсов, расстегнутая ветровка, кофта с капюшоном, пахнет вкусными духами. – Хотела с тобой поговорить, – начала Маша, заливаясь краской. – На тему? – осклабился он. – Про Лизу. Про «Молоко». Его друг отделился от них и отошел в сторону подоконников. Шалтай достал исцарапанный телефон и уставился на экран. – Я тебя потеряла тогда после концерта… А сегодня… На допрос ходила… – А я Лизу потерял тогда на концерте. И что теперь? Маша опешила. – Хотела узнать, как она. – Как она? Она в коме. Знаешь, что это такое? – Его ноздри, раздуваясь, втягивали воздух, – К-О-ЭМ-А. – Следователь сказал, там кабель был оголенный на полу… Провод. – Там много чего было. – Ну… – Маша повела носком кеда по тротуарной плитке, – как я поняла, произошла авария… – Маловероятно, что ты что-то поняла. Если бы ты на нее не прыгнула, она бы не упала на провод. – Я же не на нее прыгала… – А на хер ты вообще туда полезла? – уголки его губ дрогнули. – Я-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ааа, – Маша набрала полную грудь воздуха, – н-н-н-н-н-н-н-н, н-н-н-н-н-н-н-н… – И снова проклятый ком в горле, который она силилась вытолкнуть, но сил для этого не хватало. Шалтай смотрел ей в лицо. Его челюсть слегка шевелилась. Было ощущение, что он хочет ее ударить. Что скрипит зубами от ярости. В горле у Маши засвербело. Мысли и слова сливались в баланду, в мешанину, похожую на содержимое бабушкиного компостного ведра под раковиной на дачной летней кухне. Она заморгала. Шалтай слегка завис рядом с ее плечом, а потом спешно зашагал по направлению к Невскому проспекту. Не к ребятам, не к дружку, а просто-напросто прочь. Маша отвернулась от его удалявшейся спины, стала глубоко дышать и двинулась в сторону Манежной площади, чтобы никто из знакомых не увидел передернутого судорогой от детского рыдания лица. Она закрыла рот ладонью. Ее догнала Юлька. Обняла. – Ты чего? Машка! Успокойся. Пойдем в «Блины» посидим, хочешь? Или в каштановую аллею… – Она гладила Машу по голове, как маленькую. Но Маша не хотела в каштановую аллею. Она хотела идти рядом с Юлей и беззвучно плакать. Выговорить она толком так ничего и не смогла. Заикание душило ее на каждом слоге, и, даже когда она вытерла слезы и они присели на оградку около сквера на Манежной площади, она хотела спокойно все рассказать, но горло сжималось. – Слушай. Что за жесть? – Юля прикурила сигарету и передала Маше. – Хочешь, я за валерьянкой сгоняю в аптеку? Маша помотала головой. Достала телефон и в тексте сообщения напечатала: «Потом расскажу. По ходу, у меня срыв. Сначала дача, потом концерт, ментовка. Высплюсь, приду в себя». Юля прочитала и кивнула. – Так, а Шалтай чего? Нагнал на тебя? Теперь кивнула Маша. – Вот ублюдок. На этот раз Маша кивать не стала. Встала и помахала рукой. В метро Маша не смогла произнести фразу: «Один жетон, пожалуйста». Она заикалась, пока мужчина, стоявший позади, не обогнул ее и гаркнул в окошко: – Дайте ей уже жетон, а? У Маши в горле клокотали слова, слюни, слезы. Она сунула в окошко горсть монет и, получив жетон, поспешила к эскалатору. На нем силилась вспомнить профилактические упражнения, которым учил логопед еще десять лет назад, когда ей удалось полностью победить заикание. Первое правило каждого упражнения гласило: «Успокоиться. Найти тихое место и сосредоточиться на связках». Вокруг кишело людьми. Визгливо орали малыши парой ступенек ниже. А еще Маше снова хотелось плакать при воспоминании о Шалтае. Она решила доехать до дома и там в тишине настроить речь на спокойный лад. В прихожей ее встретил папа. – Как жизнь? – добродушно спросил он. – Мама рассказала о допросе. Что скажешь? Маша посмотрела на него многозначительно и, не ответив, стянула кеды. Опустила рюкзак на пол, расстегнула молнию и выудила оттуда тетрадку с ручкой. Написала на листке в клетку: «Опять заикаюсь. Не могу говорить». Папа спустил со лба на нос очки и прочитал. – Так ты говори, как можешь. Не волнуйся. Ты же дома. – Он погладил Машу по спине. Она вынула тетрадь из его рук: «Не хочу. Пойду к себе, поделаю упражнения». – Понял тебя. И она зашла к себе в комнату. Не спеша переоделась. Торопиться не стоило. Села на край постели и принялась один за другим делать упражнения. Комплекс, который она знала назубок, но повторять ленилась, потому что последние три года не заикнулась ни разу и полагала, недуг навсегда остался позади. В дверь постучались. В проеме показалась голова мамы. – Папа сказал… – она не договорила. Маша подняла ладонь и показала, что все под контролем и маме предписано подождать. – Приходи к нам на кухню. – Вид у мамы был встревоженный. Круг за кругом Маша повторяла упражнения. Потом решила произнести заготовленную фразу: «Вода проводит электрический ток». Она улыбнулась, набрала в легкие воздух, посмотрела на мягкую игрушку, лилового лиса и начала: – В-в-в-в-в-в-в… В-в-в-в-в-в-в-в-в-вода пр-р-р-р-п-п-п-п-п-п-п… – Проклятая П! Ничего не вышло. Она сжала пальцами ткань своих домашних штанов. После этого пытаться снова не хотелось. Немо сидела с закрытыми глазами еще минут сорок. Думала о Лизе. Будет она жить или нет? Где она? Когда стрелки часов на стене показывали полночь, в комнату зашла мама. В одной руке она несла кружку, над которой поднимался парок, другая рука была сложена лодочкой. |