
Онлайн книга «Сомнамбула»
![]() Доктор темнил, и это было странно. Влезать на территорию Ванзарова криминалист не рискнул. – Ну, тогда поедем, проверим еще одного подопытного, – мирно предложил он. – Не уверен, что справлюсь… – Верю в вас, коллега, как в себя. С большой неохотой Токарский дал согласие. Аполлону Григорьевичу оставалось только гадать о такой внезапной перемене. Они направились к Невскому, чтобы поймать извозчика, но тут из толпы донесся отчаянный вопль: – Господин Лебедев! Обождите! 30 Дом на Екатерининском канале За годы полицейской службы пристав повидал всякое. И члены отрубленные, и головы отрезанные, и ранения жуткие, какие причиняли жены неверным мужьям ножницами, когда те засыпали в супружеской постели. Однако зрелище, которое предстало в спальне пожилой дамы, было выше его сил. Полковнику по армейской пехоте стало дурно. Только глянув, Вильчевский ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Извинившись, он выскочил из спальни. Ванзаров остался. Он смотрел и защищался тем, что думал. В большой кровати, оставшейся от прежних времен, с шелковым балдахинчиком и резными ангелочками на изножьях, лежала мадам Рейсторм. Одеяло было откинуто. Голова ее съехала с большой пуховой подушки, привалившись на плечо. Смотреть на старческое тело всегда стыдно. Но тут смотреть было невозможно. Вместо тела пожилой дамы – кровавое месиво… На этом следует остановиться, чтобы не возбуждать и без того расшатанные моральные устои… Того и гляди, совсем сломаются… В комнате стоял тяжелый дух крови и разложения. Ванзаров приказал открыть окно, пока запах не отравил квартиру. Можейко взялся бороться с тяжелым бархатом занавески, старательно не глядя на кровать. Вильчевский сидел в кресле около шкафа с корабельными приборами и жадно глотал воду из кувшина для умывания. Вода стекала на мундир, он не замечал, пил и кашлял. Наконец пристав в изнеможении опустил сосуд, устроив на коленях. – Это… что же… Родион… Как же… такое… Зверство… – хрипел он. – Мадам Рейсторм нанесли не меньше двух десятков ударов ножом, – ответил Ванзаров. – Точно посчитает господин Лебедев. Пристав булькнул и зажал рот. Раздувая ноздри и усиленно сопя, привел себя в норму. – Бедная наша мадам Пират, – проговорил он со слезой в голосе. – Кто же мне теперь будет жизнь отравлять… Милая, добрая, славная Елизавета Марковна… Кажется, Вильчевский окончательно расчувствовался. Как часто бывает с полковниками по армейской пехоте, и не только с полковниками, настроение его сделало резкий поворот. Пристав шмякнул кулаком по колену. – Найду, кто это сделал, раздавлю гадину. Обещанию следовало верить. – Поищу орудие преступления, – сказал Ванзаров. – Не возражаете, Петр Людвигович? Пристав был благодарен за такую помощь. Сейчас к следственным действиям он был не слишком пригоден. Приказал Можейко закрыть дверь в спальню и пошире распахнуть окна в гостиной, чтобы не страдать от запаха, который становился сильнее. Ванзаров вернулся так скоро, будто знал где искать. Он держал большую жестяную банку, в каких с недавних пор стало модно хранить крупы, вместо того чтобы делать это по-старинке, в подвешенных мешках. – Зачем притащил? – спросил Вильчевский. Ванзаров предложил открыть. Убрав с колен кувшин, пристав водрузил на них короб. Откинув крышку, заглянул внутрь и отпрянул. – Это что же, – проговорил он. – Кортик капитана 1-го ранга Рейсторма, давно покойного. – А в чем это… он… – Господин пристав, служа в полиции, нельзя бояться крови, – ответил Ванзаров. – На лезвии подсохшие следы, остальное стекло на днище. – Ой, ты… Как же догадался, Родион, заглянуть на кухню? Правда ничего бы не изменила, только запутала картину и без того тяжкую. Ванзаров сказал, что, пока ждал участок, осмотрелся на кухне и заглянул в банки. На всякий случай. Одна показалась подозрительно легкой и гремящей. В ней нашлось оружие преступления. – Каким же извергом надо быть, чтобы ночью проникнуть в квартиру, зарезать старушку, спрятать в банке кортик ее покойного мужа и преспокойно удалиться? – изумился Вильчевский. Помощник Можейко тяжким вздохом скорбел о временах и нравах. – Зададим этот вопрос мадемуазель Муртазиной, – сказал Ванзаров. С явным облегчением пристав избавился от банки. – Полагаешь, она что-то слышала? – спросил он, вставая и поправляя портупею. – Там видно будет… В комнатке горничной не было окна. Она была настолько маленькой, что поместилась только железная кровать. Ванзаров протиснулся, а Вильчевский остался в дверном проеме. Муртазина сидела на скрипучем табурете, сжавшись и укутавшись в шаль. Переодеться не успела, осталась с босыми ногами. – Госпожа Муртазина, сообщите, что делали вчера вечером, – сказал Ванзаров. Она подняла посеревшее, выплаканное лицо. – Что я делала? – переспросила. – Все, как обычно… Уложила мадам в постель, как она пожелала… Дала ей капли… Дождалась, когда Елизавета Марковна заснет, пошла к себе… Умылась и легла спать… – Кто приходил ночью? Муртазина резко помотала головой. – Да вы что… Никто не приходил… Спала как убитая, вам утром открыла, господин Ванзаров… – Значит, в доме гостей не было? – Нет… Что вы… – Кто же зарезал мадам Рейсторм? Ответа не последовало. Горничная опустила голову и принялась покачиваться на табурете под мерзкий скрип. – Вы никому не открывали, в доме никого не было, – продолжал Ванзаров. – В жестяной банке найден кортик со следами крови… Мадам зарезана… Какой вывод? – Я не знаю… Я не знаю… Я не знаю… – бормотала Муртазина, как механическая кукла. Сделав полшага к кровати, Ванзаров откинул одеяло и приподнял подушку. Там, где у спящего человека лежит рука, виднелось засохшее пурпурное пятно. Узкий мазок того же цвета украшал верхний край пододеяльника. Пристав издал угрожающий возглас. – Госпожа Муртазина, извольте снять платок… Уголки шали плотнее прижались к ее горлу. – Что… Что вы от меня хотите… Я ничего не знаю. – Она глядела испуганно. – Покажите правый рукав ночной сорочки. – Зачем же так… – Покажи рукав! – рявкнул пристав так, что ус Ванзарова закачался, как от ветра. Муртазина медленно стала стягивать шаль с плеча, пока не показался рукав. Ванзаров приподнял ее руку. На простеньком кружеве виднелось пурпурное пятно. Мелкие точки засохших брызг украшали беленую ткань. |