Онлайн книга «Эдельвейсы для Евы»
|
– Боже! Разбился? – На лице матери отразился такой ужас, что Вике даже стало не по себе. – Ну разбился, и бог с ним! Можно подумать, у нас посуды мало. Ты, мама, нашла из-за чего расстраиваться! Но Мария Львовна, казалось, ее даже не слышала. Она со стоном опустилась в кресло и, закрыв лицо руками, забормотала еле слышно: – Значит, все… Мне пора к нему… Это знак, знак свыше… Тогда, восемь лет назад, Виктория ничего не поняла и только удивлялась резким переменам, происшедшим вдруг с ее матерью. А та вдруг начала гаснуть буквально на глазах, за несколько месяцев из энергичной и еще полной сил женщины превратилась в больную старуху, слегла в постель и уже не вставала. За несколько недель до смерти Мария Львовна настояла на том, чтобы Германа, о котором она почти не вспоминала все это время, срочно вызвали в Москву. В то утро, когда его ждали, Мария Львовна проснулась ни свет ни заря, велела сменить постельное белье, переодеть ее в новый халат и села в кровати, тяжело опираясь на подушки. – Виктория, – Мария Львовна говорила тихо, ее было еле слышно. – Мне осталось немного, – она перевела дух. – Я хочу, пока не поздно, со всеми проститься. – Мама, пожалуйста, не надо… – привычно начала дочь. – Я прошу тебя. – Мария Львовна закрыла глаза. – Мне трудно долго говорить, не мешай мне. – Но тебе же стало лучше, да и врач сказал… – Виктория, как могла, пыталась ободрить мать. Но та остановила ее движением руки. – Послушай меня. Сегодня приедет Герман. – Да, я знаю. – Никуда не уходи, дождись его, вы мне нужны. Оба. – Хорошо, мама, как скажешь. – Где Бася? – На кухне. Позвать ее? – Да. Часы в спальне глухо пробили два раза. – Бася! – Генеральша с трудом повернула голову в сторону коридора, откуда послышались характерные прихрамывающие шаги домработницы. – Да, Мария Львовна, я здесь. – Бездонные серые, почти прозрачные Басины глаза не изменились за пятьдесят лет жизни в генеральской семье; по густым, коротко стриженным волосам пробегала все та же морская рябь, только теперь они были не русыми, а пепельно-серыми. – Во сколько поезд, я запамятовала… – В шестнадцать десять. От вокзала ему полчаса езды. Значит, часов в пять он уже должен быть здесь, – Бася не скрывала своей радости. – Господи, как долго, – вздохнула ее хозяйка. – Как бы не помереть раньше времени… – Ну что вы, Мария Львовна, как можно, – улыбнулась Бася. – Хотите, я вам кагорчику в чай накапаю? – А что, и накапай! Мне теперь здоровье беречь без надобности, могу себе позволить все, что хочу. Вика вышла на балкон покурить. «Что за блажь нашла на мать? – подумала она, щелкая зажигалкой. – Зачем ей вдруг понадобился Герман? Всегда шпыняла его, а теперь дождаться не может. Никак действительно решила со всеми проститься…» Она, конечно, жалела свою мать. Но только потому, что та была теперь больной, старой и умирающей. Простить ей все те страдания, которые претерпела по ее вине, Виктория так и не смогла. «Разве можно так воспитывать детей? – думала она. – Если бы у меня был ребенок, как бы я его баловала…» Когда в передней раздался звонок, Бася, как молоденькая, бросилась к двери. Виктория поспешила следом. Ей тоже не терпелось увидеть соседа, шесть лет назад зачем-то внезапно уехавшего из Москвы на Украину. Шум открываемого замка, радостные возгласы – и вот появился Герман, возмужавший, уже совершенно взрослый мужчина. Вика чуть не ахнула – в какой-то момент ей показалось, что на пороге стоит отец. Но это, конечно, было обманом зрения. Бася, вся светившаяся от счастья, прижималась щекой к плечу внука. – Господи! – бормотала она. – Мальчик мой… Приехал… Дождалась… Увидела… Вика тогда тоже обнялась с прибывшим – наверное, первый раз в жизни. – Надо же, какой ты стал… – сказала она. – Такой… – И не смогла подобрать слова. – А я звоню к нам, – сообщил Герман, – а там никто не открывает. – Да я здесь почти все время, уж очень слаба Мария Львовна. – Бася не могла отвести от внука нежного и восхищенного взгляда. – Пойдем туда? – вопросительно взглянул на нее Герман. – Чуть позже, – вздохнула его бабушка. – Сначала нам надо к Марии Львовне. Она очень ждала тебя. Весь вид Германа выражал крайнее удивление, но вслух он ничего не произнес. Впрочем, если бы молодой человек даже и задал свой вопрос, ни Бася, ни Виктория не смогли бы ничего ему ответить. Герман вошел в спальню и застыл на пороге. Вика отлично его понимала. Узнать в полусидящей на постели высохшей старой женщине еще год назад здоровую и пышнотелую Марию Львовну было практически невозможно. – Вот какой ты стал… – улыбнулась Мария Львовна. – И как похож… – она выразительно посмотрела на Басю, та согласно закивала головой. – Садись, Герман, не бойся, я не заразная. И вы обе садитесь, мне надо с вами со всеми поговорить. Вика села в ногах широченной кровати, Герман опустился в стоящее около двери кресло, Бася примостилась на краешке стула. Мария Львовна обвела собравшихся взглядом: – Мы все как большая семья. Я так счастлива, что успею все сказать, пока не ушла туда… – она махнула рукой, изображая это «туда». – Ты знаешь, – обратилась Мария Львовна к дочке, – как я любила твоего отца… В комнате повисла томительная пауза. – Ну вот, – продолжала Мария Львовна, вздохнув, – так случилось, а в жизни всякое случается… – Она бросила взгляд на Басю, словно ища у той поддержки. – Может, водички? – заботливо спросила Бася. – Да, будь добра. – На лице Марии Львовны отразилось страдание. Домработница поднесла к ее губам хрустальный стакан: – Может, не сейчас?.. Давайте отложим разговор. Ведь вам нехорошо. – Нет! – с неожиданной решительностью возразила Мария Львовна. – Откладывать нельзя, завтра может быть уже поздно. Сейчас или никогда! – Хорошо, – Бася тихо ретировалась на свое место. – Мне нужно сказать вам… Тебе, Вика… И особенно тебе, Герман… Очень важную вещь. Дело в том, что… – Мария Львовна замолчала, в ее все еще жгуче-черных глазах – пожалуй, единственном, что осталось от прежней генеральши Курнышовой, – заблестели слезы. – Может, еще водички? Или лекарство? – участливо спросила Бася. – Нет-нет, – всхлипнула Мария Львовна, – спасибо, Басенька, я сейчас… сейчас соберусь… – Дело в том, что Валерий Андреевич… Твой отец, Вика… И… – она изможденно откинулась на подушки. – Нет, Бася, я не могу! Давай ты… |