Книга Бугенвиллея цвета фуксии, страница 76 – Надежда Духовная

Таня тоже сделала пару глотков и осторожно опустила стакан обратно на гладкую поверхность стола. Она ждала продолжения этих нереальных слов. Маша тоже поставила стакан и, замолчав, глядела теперь на Таню каким-то безумным взглядом.

– Маша, я понимаю, тебе было тяжело после того, что случилось с вашим ребёнком, – неуверенно начала та, поняв, что нужно что-то сказать.

– Нет, – быстро перебила её Маша и устремила бессмысленный взгляд в угол кабинета, – ты ничего не знаешь. Обещай, что не скажешь никому.

Она снова смотрела на Таню, но теперь это был прежний, узнаваемый взгляд. В нем сквозило что-то – расчёт? Таня не могла угадать.

– Мне нужно сказать кому-то, – спокойно и твёрдо говорила Маша. – Но сначала обещай, что никому не проговоришься.

– Я обещаю, – так же тихо ответила ей Таня.

Но на сердце у неё не было спокойствия. Почему-то она знала, что может пожалеть об этом разговоре и о данном ею обещании. Может, потому что уже достаточно знала Машу?

– Это был не его ребёнок, – сказала Маша. – Я встретила другого человека.

Теперь её взгляд был цепок и колюч. Казалось, она полностью пришла в себя от потрясения.

Таня смотрела на неё, не в силах что-либо сказать.

– И он не умер, – добавила Маша. – Он отдан на воспитание в хорошую семью.

И так как Таня все ещё продолжала молчать, то снова заговорила быстро, как будто оправдываясь.

– Я поняла, что это не моё, что я не могу быть матерью. На мне и так столько ответственности.

И она всплеснула руками, одновременно обводя взглядом свой кабинет, как будто демонстрируя его перед посетительницей. Но Таня не хотела смотреть по сторонам. Она вдруг отчётливо поняла, что это к лучшему, что Николай так и не решился позвонить Маше. Ведь скажи он ей, в каком состоянии находится, мог бы получить такой же откровенный ответ, как и сейчас. Жаль только, что он винил себя в происшедшем, чувствуя, что что-то было не так. Только что именно, он не успел узнать. И хорошо, что никогда уже не узнает.

Таня кивнула и медленно встала со своего места.

– Я никому не скажу, – тихо, не глядя на Машу, сказала она.

Потом так же тихо вышла из её кабинета и закрыла за собой медленно дверь.

Таня улетала через несколько дней, но обещала вернуться.

– Только когда? – меланхолично спросила она, смотря куда-то в сторону.

Славик стоял перед ней, пытаясь поймать её невидящий взгляд.

– В июне, – вдруг решительно сказал он.

И Таня подняла на него удивлённые глаза.

– Приезжай в июне, – также решительно повторил он.

– Почему именно в июне? – попыталась вникнуть она в суть его слов.

– Потому что в июне тепло, белые ночи, а ещё мы сможем посмотреть на “Алые паруса”.

Таня недоумённо пожала плечами.

– Ну, значит, в июне.

В июне она и приехала. Взяла двухнедельный отпуск и небольшой чемодан вещей. На работе было затишье, никаких новых проектов. В их отделе все обсуждали только одну новость. Лена уволилась и выходила замуж за Ронни.

Когда в аэропорту Таня щурясь оглядывалась по сторонам в поисках высокой фигуры Славика, он вдруг оказался очень близко и обнял её за плечи.

– Таня, я тут!

Он улыбался и выглядел совсем знакомым. Таким близким и понятным, что Таня тоже несмело улыбнулась ему в ответ. Он взял её чемодан на колесиках, и, как в предыдущие разы её прилёта, потянул её за руку к выходу.

Это было под вечер её первого дня приезда, а уже на следующий день они пошли к набережной, где собралось огромное количество людей. Играл оркестр, и небо поминутно озарялось вспышками огней.

Таня мало следила за культурной жизнью России, поэтому не была знакома с исполнителями песен, выступавшими в самом начале праздника, но салют под классическую музыку не смог оставить её равнодушной. Она уже и забыла, когда в последний раз была на концертах. Раньше её всегда брал с собой Антон, но в последнее время он всё чаще ходил с Яэль или с друзьями, да и Таня не высказывала особого желания посещать какие-либо мероприятия. Тоска всё не отпускала её, хотя и начала притупляться со временем.

А тут что-то случилось, как будто включили свет в тёмной комнате, в которой она просидела долгие месяцы. Она избегала яркого света и впечатлений, боясь, что те потревожат её и сотрут воспоминания, которыми она жила в последнее время. А видимо, нужно было, наоборот, бежать им навстречу и не тяготиться виной.

Она не была виновата в том, что выжила и не сошла с ума от горя. Как не была виновата и в том, что не поверила своему избраннику и инициировала разрыв. Жизнь крутит людьми и иногда показывает нам поступки других в ином свете. И не у всех хватает мужества отрицать подтасовываемое судьбой и взглянуть на всё иначе. Поверить другому, как самому себе, оказаться выше обстоятельств – душевный труд, требующий терпения. Таня винила себя за то, что не выслушала Славика и пошла у ревности на поводу, но и была благодарна за то, что что-то привело к её порогу человека, который иначе остался бы один во всем мире, и ушёл бы из жизни в одиночестве. Всё это Таня переживала в душе под красивую музыку и звенящие голоса певцов.

Молодая незнакомая девушка пела на сцене, широко раскидывая руки, как будто пыталась обнять всех пришедших – всю эту огромную многотысячную толпу, в которой хотела и не смогла спрятаться Таня.

Другая девушка в лёгком белом платье танцевала, исполняя балетные па и подпрыгивая высоко в воздухе. Казалось, что гравитация не действует на неё. Или она была в сговоре с нею?

Молодой человек в синем пиджаке улыбался и пел, добираясь до самых высоких нот, наполняя своим сильным голосом широчайшее пространство акватории Невы.

Скрипач в строгом сером костюме завладел вниманием аудитории. Он играл, улыбаясь лёгкой улыбкой куда-то в темноту, но Тане казалось, что он играет только для неё.

Ей думалось, что все эти люди собрались здесь ради неё одной, чтобы поддержать её в такой тяжёлый период в её жизни целительной силой искусства. Она беззвучно плакала в унисон скрипке, и ей самой казалось, что её выздоровление уже близко, счастье уже не за горами, ведь жизнь придумана не для того, чтобы плакать.

Невозможно было устоять перед этими голосами, этими искренними улыбками. Что-то растаяло у Тани в душе. Она стояла замерев, боясь только чтобы не заплакать в голос. Кто же плачет, когда вокруг совершается волшебство?

Уже совсем стемнело, насколько это позволяла белая ночь, царившая над городом. И вдруг Таня увидела – вдалеке плыл, приближаясь корабль. «Алые паруса»! Салют оглушал, ничего нельзя было услышать вокруг. Люди снимали волшебное действо на камеры и телефоны. Лишь Таня стояла недвижимая, освещённая изнутри и снаружи невероятным зрелищем, покорённая сильнейшим шумом.