Онлайн книга «Обретённое наследство»
|
– Жив, легко тебе смеяться! – А если и жив, так ведь все равно одной ногой в могиле. Не то вторую, не то третью жену схоронил, и опять на сладкое потянуло. Беззубого… – Любой из нас в старости не Аполлон, – с сердцем заметила Соня. Военные, решила она про себя, чуткостью не отличаются. Леонид даже не понимает, что неудачно выбрал предмет для шуток. Вон как доволен, что поставил ее в неловкое положение! Можно подумать, предполагаемым замужеством со Старовойтовым она хвастает. – А ты, значит, не захотела? – Ты бы на моем месте захотел? – Знаешь, мне трудновато представить себя девушкой! Да еще маменькиной дочкой, а не какой‑нибудь там… бунтаркой. – Я столько лет была послушной сестрой и дочерью, что пора было и ослушаться. Он слегка покачался на стуле, склонив голову, как будто прислушивался к своим мыслям. – Говоришь, Николай заторопился? Друг называется. Разве не он тому способствовал, чтобы мы с тобой… Мы же с тобой были жених и невеста! – А он был мужем Дашеньки Шарогородской. О тебе же не было известно: вернешься или нет… Она сказала это с нечаянным упреком, и Леонид отвел глаза, привычно касаясь верхней губы, как если бы хотел тронуть свой ус. Он покашлял, вроде в горле запершило, и сказал: – Сегодня ночью приходи. – Еще чего не хватало! – с возмущением прошипела Соня. – Тогда я к тебе приду. Она беспомощно оглянулась, но Жан спал похмельным сном в своей комнате, а Мари куда‑то подевалась… Отчего‑то в присутствии Разумовского ей неуютно, и она всегда старается исчезнуть с его глаз. Соня понимала, что попала в ловушку. Один раз уступила, а теперь… теперь само собой разумеется, что Леонид от нее не отстанет… Но тут же она встряхнулась. Привораживает ее Леонид, что ли? Уж и оплакивать свою нелегкую судьбу приготовилась. Можно подумать, от самой Сони ничего не зависит! Как, оказывается, легко возвращается она в привычный образ, в котором прожила целых двадцать пять лет! А думала, что навсегда о нем забыла… На другое утро Жан не вышел к завтраку, и Соня обеспокоилась. Такого прежде не случалось. Шастейль был ранней птичкой и обычно в постели не залеживался. «Неужто заболел?» – подумала Соня и, помедлив у его двери, легонько постучала. За дверью что‑то пробулькало или проквакало, и она, более не медля, вошла. Бедный врач своим видом напоминал самого больного из своих пациентов. Бледно‑зеленый, с темными кругами под глазами, он лежал и тихо стонал. – Что с тобой, Жан? – испуганно воскликнула Соня; в голове ее пронеслись самые страшные мысли о том, что француза отравили, и сделал это… конечно же, Леонид! И вот еще немного, и Шастейль скончается в страшных муках. – Голова! – простонал тот. – Сейчас моя голова треснет, как спелая тыква, и наружу вылезут мои бедные воспаленные мозги… Это надо же! Только воображение у мужчины‑врача может рисовать такие гадкие картинки, от которых женщина содрогнется. Впрочем, у нее самой воображение тоже на свой лад особенное. Придумала какое‑то отравление, хотя у Шастейля всего лишь похмелье. Но чем его лечить? Она отправилась на кухню, где уже вовсю хозяйничала Анхела. – Скажи, Анхела, – спросила ее Соня, – бывает, что ваши мужчины наутро после вечернего пития мучаются головной болью? – Еще как бывает, – с усмешкой отозвалась та. – И что вы, женщины, им подаете? Насколько я могу судить, сеньор Жан сейчас не в состоянии проглотить и крошки. – Крошку он, может, и не проглотит, а вот ложку горячего супа… Я как раз только его сварила. – А если он откажется? – Надо заставить. Еще у нас некоторые мужчины похмелье тем же и лечат. – Чем? – не поняла Соня. – Тем, от чего голова болит, – пояснила Анхела. Соня хотела наказать Мари, чтобы та отнесла в комнату Жана суп, но потом подумала, что с нею Жан не постесняется капризничать, потому решила сделать это сама. Она поставила на деревянный кухонный поднос тарелку с супом и кружку с вином. Кстати, когда наливала, подивилась: огромная бутыль была уже наполовину пуста. Ох этот Разумов–ский! Сказал – сделал. Едва она вошла в комнату к Жану, как он, уловив запах супа, содрогнулся. – Убери, я не смогу это не то чтобы проглотить, даже нюхать. – Тогда, может, вино? – Она показала ему наполненную кружку. – А вино – тем более. – Значит, будем есть суп. – Что я сделал тебе плохого? Его лицо при этом стало таким жалобным, что Соня не удержалась и потрепала его по голове, как маленького. Или как брата. От этой нежданной ласки на лице Жана мелькнула растерянность, и Соня поспешила убрать руку. – Помнишь, ты сам говорил, что врач вынужден причинять больному человеку боль, чтобы вернуть ему здоровье. Вот и ты представь, будто я твой врач и собираюсь дать тебе горькое, противное лекарство, но после него тебе сразу станет легче. – А если меня вырвет? – спросил Шастейль ворчливо. – Это ничего, тебе тоже станет легче. – Но как же… Ты не врач, тебе не приходилось ухаживать за больным… – Много ты понимаешь! – сурово сказала Соня и поднесла к губам Жана ложку супа. – А для Жана-молодца два стаканчика пивца, на закуску пирожка, для потешки девушка… Эти присказки она слышала еще в детстве от кормилицы и даже не вслушивалась в то, о чем в них говорилось. Потому сейчас просто перевела их на французский язык. Жан, заслушавшись, открыл рот и проглотил ложку супа. Подождал, не вернется ли тот назад, но, видимо, суп легко скользнул в воспаленный желудок, и Сонин «пациент» потянулся за следующей ложкой. Съев до конца весь суп, он откинулся на подушку и вытер со лба испарину. – Спасибо, Софи, ты меня спасла… Ты удивительная женщина. Жаль, что я тебя недостоин. – О чем ты говоришь, Жан! Разве мы не друзья? Разве я хоть раз дала тебе понять, будто отношусь к тебе… не так, как к равному? – Если мы равны, то ты у нас primus inter pares, первая среди равных. Он произнес это с какой‑то безнадежностью, так что Соне стало не по себе. Неужели Разумовский что‑то посмел ему сказать? – Что случилось? – спросила она, следя за выражением его лица; сейчас он в таком расслабленном состоянии, что ничего не сможет от нее скрыть. – Чего вдруг ты начал считаться, кто из нас первый, а кто не первый? Он не ответил, помолчал, вспоминая, и спросил: – Что значит русское слово «выс‑кач‑ка»? |