Книга Отдай свое сердце, страница 26 – Валерий Роньшин

— Ничего особенного. Интересовался, не страшно ли мне прыгать с парашютом. — Любке не хотелось говорить ребятам, что сестра ее бабушки была черной колдуньей.

— Ну что, орлы, — передразнил майора Гвоздя Го­рохов. — Айда к Петропавловке. Искупнемся.

Погода стояла просто великолепная. Солнце сияло.

— А учиться кто будет? — сказала Любка. — Мы и так уже четыре урока прогуляли. Давайте хоть на последний сходим.

— Блин! — вспомнил Самокатов. — Мне ж сегодня двойбан исправлять! Я с Нестеровой на час договорил­ся. — Генка посмотрел на часы. Было без десяти час. — Едем скорей!

— Вы как хотите, — сказал Макс, — а я — купаться.

— Много не накупаешься, — заметила Крутая. — Скоро буря начнется.

Горохов, задрав голову, взглянул на чистое, словно выстиранное небо.

— Не может быть.

— А вот увидишь.

— Ты это с помощью белой магии определила?.. — С тех пор, как Крутая околдовала милиционера, Макс поверил в Любкины сверхъестественные способности.

— Да какой там магии, — засмеялась Любка. — У меня барометр дома висит.

Короче, ребята отправились в школу.

Крутая с Гороховым пошли на урок, а Самокатов поспешил в учительскую.

В учительской была только учительница младших классов. Та самая, у которой Генка с Максом узнавали про Марию Сергеевну Афонькину.

— Здрасьте, — поздоровался Самокатов.

— Здравствуй, — улыбнулась ему учительница. — Ну что, ходили в гости к Марии Сергеевне?

— Ходили.

— Ну, как она поживает?

— Хорошо, — односложно ответил Генка. И тут же сам спросил: — А Екатерина Васильна сегодня будет, не знаете?

Учительница сразу перестала улыбаться.

— Нет, ее не будет.

— А когда она будет?

— Никогда. Она умерла.

Самокатову показалось, что он ослышался.

— Умерла?

— Да. Позавчера.

— Но... но я же с ней позавчера разговаривал! Она собиралась в Москву ехать.

— А вместо Москвы оказалась на кладбище. — Учи­тельница вздохнула. — Вчера уже похоронили.

Генка не знал, что и сказать.

— Так быстро? — глупо спросил он.

— А эти дела теперь быстро делаются.

Самокатов как во сне вышел из учительской, а затем из школы. «Ни фига себе», — думал он. Нестерова, ко­нечно, ему не нравилась. Постоянно наезжала на него в кошмарных снах. Но наяву-то она Генке ничего плохо­го не сделала. Если не считать того, что пару по русско­му влепила.

Словом, Самокатов был в шоке от такого сюрприза.

А дома его ждал еще один сюрприз.

В квартире не было никаких следов разгрома. Все стояло и висело на своих обычных местах: люстры — на потолке, цветочные горшки — на подоконниках... И да­же остывшая яичница лежала на сковородке.

Ну это был полный отпад!..

А как же Черная рука? Она что, не прилетала? А за кем Генка гонялся по всей квартире?.. Следовало немедленно сообщить обо всем майору Гвоздю.

Самокатов уже собрался связаться с майором по те­лепатической связи. Но тот сам с ним связался. По те­лефону.

— Геша?

— Да.

— Майор Гвоздь беспокоит. Я хотел узнать...

Генка возбужденно перебил:

— Петр Трофимыч, здесь ничего нет!

— Чего «ничего»? — не понял майор.

— Ну, все на месте... — И Самокатов объяснил си­туацию.

— Вот так номер, чтоб я помер, — сказал в трубку Гвоздь.

— Может, у нас была коллективная галлюцинация? — предположил Генка.

— У нас с тобой? — снова не понял майор.

— Да нет! У меня с Максом и Любкой. Они ведь то­же видели весь этот разгром.

— Не думаю, — подумав, ответил Гвоздь. — Это ско­рее похоже на серую магию.

— На какую еще «серую»? Бывает же только черная и белая... — Самокатов уже начинал понемногу разби­раться в магиях.

— Нет, есть еще и серая, — сказал майор.

— А она хорошая или плохая?

— Так, серединка на половинку. Зла от нее особого нет. Но и добра особого не жди... Ладно, парень, с этим мы потом разберемся. Я вот чего звоню. Ты говорил, что, кроме Курочкиной, в твоих кошмарах присутство­вали еще учительница с директором. Верно?..

— Верно. Нестерова с Купоросовым.

— А ты не помнишь, они как-нибудь друг друга на­зывали?

— В смысле — по именам?

— Нет. В смысле — прозвища, клички...

— Да, называли! — вспомнил Генка свой самый пер­вый кошмар. — Купоросов называл Нестерову Петлей, а она его — Бритвой...

— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул Гвоздь и бросил трубку, оставив Самокатова в полном недоумении.

На улице между тем разразилась настоящая буря. Дождь хлестал как сумасшедший. Ветер бился в окна как припадочный.

Генка, чтобы хоть немного отвлечься от серо-бело-черных магий, включил телик. Но по всем каналам гоняли сплошную муру. Тогда Самокатов решил пойти на кухню и съесть утреннюю яичницу. Не пропадать же добру.

В эту минуту зазвонил телефон.

— Слушаю? — сказал в трубку Генка.

— Добрый день, Геннадий, — раздался в ответ жен­ский голос. — Это Екатерина Васильевна.

— Какая Екатерина Васильевна? — дрогнувшим го­лосом спросил Самокатов, хотя отлично понял — ка­кая. Та самая, что умерла.

— Нестерова... Ты готов?

— К-к ч-чему?

— К тому, чтобы исправить двойку по русскому.

Генка аж вспотел.

— Но... но вы же умерли.

— Да, я умерла, — подтвердила учительница. — Но мы ведь с тобой договорились. А я всегда держу свое слово.

Самокатов молчал, потрясенный.

— Сейчас я к тебе приду, — продолжала Нестеро­ва. — Я тут неподалеку лежу. На Волковом кладбище. Ты меня слышишь, Геннадий?

Генка облизал пересохшие от волнения губы.

— Ага.

«Что же делать... что же делать...» — стучало у него в голове.

Наконец он нашелся:

— Екатерина Васильна, но ведь ваша оценка будет недействительна.

— Почему?

— Ну, вы же умерли. Все подумают, что я в дневнике за вас расписался.