Книга Одиссей Фокс, страница 70 – Антон Карелин

Романова испуганно моргнула. Её крайняя нервозность доказывала, что женщина прекрасно понимает сомнительную легитимность своих действий.

— Что? — потребовала ангел. — Что им грозит?

— Ещё не знаю, — Одиссей вернул глаз на место. — Позвольте мне осмотреться и поговорить с ними, тогда выясню.

— Как?

— Я детектив-интуит. И если интуиция говорит мне, что есть угроза, значит, я уже заметил признаки, но ещё не осознал, какие. Дайте мне две минуты…

— Нет! — гневно отрезала Романова. Она взмахнула крыльями, мраморный пол нахлынул и поглотил Ану с Одиссеем по плечи, облекая, словно мумий. — Уловки не сработают, цепные псы, вашим словам нет веры! Ваши семьи уже столетие готовы вцепиться друг другу в глотки, им не важны мир и процветание планеты, благосостояние людей — только бессмысленная и бесплодная вражда! Наконец-то, впервые за поколения, нашлись два чистых и мудрых наследника, которые смогли разглядеть друг друга, увидеть прекрасное в каждой из сторон! Союз поэзии и прозы, разума и безумия, пассионарности и фатализма — важнейшее, что может произойти на Руси! И я не позволю хитрости и подлости вклиниться между двумя любящими сердцами и разделить их.

Ангел сияла истовой верой, её блистающие крылья развернулись на полную ширину и обняли влюблённых, защищая и храня их от всех угроз.

— Роман Поэтич, берешь ли ты в жёны Юлию Прозаеву, в войне и мире, в бедности и богатстве, сегодня и навсегда? Обещаешь любить беззаветно, пока смерть не разлучит вас?

— Беру и обещаю, — ответил парень, явно желая поскорее обнять Юлю по-настоящему, не через тиски силовых полей.

— Юлия Прозаева, берёшь ли ты в мужья Романа Поэтича, в болезни и здравии, в согласии и ссоре, в юности и старости? И обещаешь ли…

Избушку сотряс чудовищный удар. Внешний корпус и слой суб-пространства одновременно лопнули, давление рывком выровнялось, боль рванула уши Одиссея. Крупный внутренний зал выпал из суб-«кармана» в обычное пространство, разорвал маленькую избушку в клочья и тут же сам развалился от сотрясения и удара, раскатившись кусками по болоту.

Ану и Фокса сберегло то, что их часть пола была вязкой и мягкой, они грохнулись в грязь одним плотным комком, из обоих выбило дух — больно, но не смертельно. Комок от удара развалился на крупные куски, которые на глазах затвердевали. Одиссей рванулся прочь из застывающего мрамора, но одна нога застряла, и он оказался пойман в безвредный, но неодолимый капкан. Ана увязла рукой и боком, и уже тыкала печатями в несчастный обломок. У девушки была прекрасная скорость реакции, ни секунды промедления — но пластичный мрамор по-прежнему не слушался.

Падение едва не покалечило Одиссея, но не причинило ангелице и наследникам ни малейшего вреда: каждого из них защищало индивидуальное поле. Романова повисла в воздухе, облачённая ангельским мерцанием, а влюблённых отбросило в разные стороны; они вскочили посреди обломков, и болотная грязь стекала с них, не в силах испачкать.

— Стоять!

— Не двигаться!

Приказы рявкнули с обеих сторон: справа реял маленький флот техносфер, слева армия боевых дроидов. Цвета и знаки двух семей угрожающе темнели на боках готовых к бою машин.

— Они нас отслеживали, — прошипела Ана, — и когда мы исчезли со сканов, тут же примчались на место исчезновения.

Одиссей заранее знал, что так произойдёт. Он и хотел, чтобы приход Поэтичей и Прозаевых спас Рому с Юлей от неизвестной угрозы. Но детектив озирался и по-прежнему не понимал, откуда ждать беды.

Кто-то спровоцировал столкновение между семьями? Одна из машин взломана и ударит по своему наследнику, чтобы убрать его из наследной цепочки? А затем будет уничтожена в бою, и улики исчезнут. Это была вполне простая и логичная версия, но в данном случае всё внутри Одиссея протестовало против бритвы Оккама. На Руси не бывает так однозначно и просто.

— Юля! — закричала Романова. — Скорее ответь! Обещаешь ли ты?..

Её слова потонули в рёве дроидов, которые ринулись друг на друга. Вспышки импульсных очередей, компактные взрывы, лязгающие удары и лазерные всполохи, всё смешалось в доме Поэтичей и Прозаевых, и даже болото превратилось в поле — поле битвы. Взгляд Одиссея прыгал по мелькающим техносферам и дроидам, сцепившимся в схватке, но так и не мог найти угрозы. Боевые машины не атаковали детей, а только друг друга. Несколько штук ринулось вниз к влюблённым, трансформируясь в наземные боевые формы, но они старались лишь защитить каждый своего наследника или оттеснить чужого.

— Юля! Скорее клянись! — Роман перекатился, уходя от двух роботов, своего и чужого, которые оба пытались его схватить и в последний момент схлестнулись, помешав друг другу.

— Согласна! Обещаю! — звонкий голос княжны, как струна, прозвучал в грохоте боя.

Влюблённые прильнули друг к другу, такие близкие, но такие недостижимые, разделённые защитными полями своих семей.

— Властью прародителей-Романовых, — крикнула Ангел, — объявляю вас мужем и женой!

Два защитных поля вспыхнули и объединились в одно. Рома и Юля сжали друг друга в объятиях, и Одиссея током пронзило понимание. Он догадался. Если угроза не приходит снаружи, значит, она внутри.

— Раздели их! — заорал Фокс. — Раздели!

Он пытался обеими печатями приказать полям детей разделиться — но поле Юли и Романа, мужа и жены, уже не слушало ни Поэтичей, ни Прозаевых. Ангелица не собиралась подчиняться какому-то слуге, а даже если бы подчинилась, она тоже не могла контролировать технологию других высоких родов. А главное, было уже поздно.

По телам юноши с девушкой прошла дрожь, неудержимый жар молекулярного обмена. Они судорожно схватились друг за друга и уже не могли разделиться. Ужас отразился на лицах Ромы и Юли, оба почувствовали, что происходит нечто неуправляемое и жизненно-важное. Жизнь ворочалась внутри каждого, словно в судорожной борьбе. А затем их дыхание, биение сердца, ток крови выровнялись и стали едины.

На секунду влюблённые застыли, потрясённые и рдеющие от чувств. Они испытывали невероятную близость, держа друг друга руками, глядя в глаза. Одиссей с горечью осознал, что в эти мгновения для обоих не было никого прекраснее, роднее и ближе, чем лица друг друга. Потому что у них стала одна жизнь на двоих.

Но ведь их было двое.

Юля резко побледнела и перестала дышать, её глаза закрылись, а руки сползли вниз.

— Нет! — как раненый, заревел медведич, не отпуская её повисшее тело. — Юля!

Он мял её плечи и спину большими неуклюжими руками, не зная, как спасти. Инстинкт и любовь подсказали ему, как: Рома жалобно и жадно прильнул к её губам и поцеловал. Жизнь вливалась в тело девушки, она застонала и очнулась, но неловкий мохнатый парень уже осел и рухнул в грязь, его лицо исказила судорога бездыханной слабости и боли.

Боевые машины Прозаевых и Поэтичей сталкивались и разбивались, не позволяя друг другу добраться до гибнущих детей и попытаться их спасти. А Одиссей смотрел на пронзительную иллюстрацию того, как разрушительна вражда — и ощущал полное бессилие, ведь сейчас он не мог сделать ничего.