Книга Когда мы покинули Кубу, страница 26 – Шанель Клитон

– Генри.

– Хорошее имя.

– Так звали моего дедушку.

– Как вы меня нашли?

Знает ли он, зачем я приехала в Нью-Йорк?

– У меня есть кое-какие связи, которые иногда оказываются небесполезными. Я спросил о вас у портье, и он сказал мне, что вы не в номере. Я хотел было оставить вам записку, но услышал, как кто-то говорит о красавице, озарившей своим присутствием бар. – Ник улыбается. – Вы ужинали?

Я качаю головой и, проведя платочком под нижним веком, с ужасом замечаю на ткани черные следы подводки для глаз.

Ник протягивает мне ладонь.

– Тогда идемте поужинаем.

Все еще несколько ослепленная тем, как внезапно он появился, я беру его руку, и мы выходим из гостиницы на оживленную нью-йоркскую улицу. Я не привыкла к ритму здешней жизни, к безудержной энергии, которая заставляет людей все время куда-то бежать. Нависая надо мной и заботливо прикасаясь к моей спине, Ник выводит меня из плотного потока пешеходов.

Я посматриваю на него краем глаза: пальто он несет в руке, костюм сидит идеально. Со дня нашей первой встречи на балконе мы еще ни разу не проводили столько времени вместе, и я не могу не поддаться желанию насладиться этим уединением и этой свободой.

Несколько минут мы идем молча. Потом Ник останавливается перед внешне заурядным ресторанчиком, который втиснулся между цветочным магазином и пекарней.

– По виду не скажешь, но тут готовят лучшие стейки в городе. Зайдем?

Наверное, он выбрал это место потому, что здесь, как и в баре моей гостиницы, его вряд ли кто-нибудь узнает.

– С удовольствием.

Пропустив меня вперед, Ник разговаривает с метрдотелем. Тот, получив рукопожатие и зеленый портрет президента, быстро ведет нас в глубь тускло освещенного зала к полукруглому красному диванчику и накрытому кремовой скатертью столику, на котором, подрагивая, горит толстая свеча в стакане.

Я подаю подошедшему официанту пальто, и Ник впервые за этот вечер видит меня без верхней одежды. Чувствуя, как по мне скользит его взгляд, я сажусь. Нервы снова дают о себе знать.

Ник опускается на диван рядом со мной, и пространство как будто сжимается.

Официант подает нам меню в кожаных переплетах.

– Ну так как ваши дела? – спрашивает Ник, когда официант, приняв у нас заказ, сначала ныряет под темную арку, потом появляется с нашими напитками и исчезает опять. – Приятно ли вы провели время в Нью-Йорке?

– Наверное, «приятно» – не совсем то слово. Надеюсь, мою поездку можно назвать плодотворной, хотя, пожалуй, я спешу с выводами. – Подумав, я спрашиваю: – Насколько много вы знаете?

– Достаточно.

Учитывая то, какую должность он занимает и к какой семье принадлежит, я не очень удивляюсь, и все-таки его ответ звучит для меня несколько неожиданно. Получается, мне известны не все участники той игры, в которую я играю. Интересно, есть ли у меня в ЦРУ кодовое имя? Обсуждают ли там моих родственников, меня саму, вероятность моей связи с Фиделем, мотивы, которые мною руководят?

– У меня талант ввязываться в неприятности, – говорю я.

Первое время Ник не отвечает. Он делает глоток скотча, глаза неподвижно смотрят на меня.

Кольца на пальце нет. Означает ли это, что свадьбы еще не было?

– Беатрис… – произносит он наконец. Сглатывает, кадык ходит.

– Видимо, талантом ввязываться в неприятности обладаю не я одна, – замечаю я, отдавая себе отчет в том, что, с точки зрения светских приличий, наше с ним уединение совершенно недопустимо.

– В точку! – Ник поднимает свой стакан и прикасается им к моему бокалу с шампанским. – Выпьем за неприятности!

– За неприятности! – эхом подхватываю я и, сделав маленький глоток, смотрю на Ника поверх кромки: – Только я думала, сенаторам полагается их избегать.

– Я тоже так думал.

Официант ставит перед нами закуски и молча уходит.

– В баре отеля вы были чем-то огорчены, – говорит Ник.

– Я… Все довольно сложно.

– Вы в беде.

– Это не то, чего бы мне не следовало ожидать, и не то, с чем я не смогу справиться.

– Я знаю, на Кубе вы многое пережили. Боюсь себе представить, каково вам было оказаться в гуще революционных событий. Мы получали и продолжаем получать с вашей родины ужасающие известия. Я вас понимаю, и все же будьте осторожны. Люди, с которыми вы связались, не всегда те, за кого себя выдают, и не всегда можно разгадать их истинные мотивы.

– Не беспокойтесь, пока мне бояться нечего, но я смотрю в оба.

Мне кажется, он хочет возразить. Не вытерпев, я опережаю его вопросом, который несколько месяцев крутился у меня в голове:

– Вы уже женились?

Во-первых, не все мужчины носят обручальные кольца, во-вторых, хотя такие свадьбы обычно имеют большой светский резонанс, новость могла до меня не дойти, поскольку я живу на периферии изысканного общества.

Ник моргает, как будто мой вопрос застиг его врасплох.

– Еще нет.

Меня наполняет чувство облегчения.

– Значит, скоро женитесь?

– Мы пока не назначили дату. – Он смотрит на меня с улыбкой. – Спрашивайте прямо, если хотите. Друзья иногда разговаривают о личной жизни.

– А мы друзья?

– Вроде того.

– Тогда я спрошу, почему вы тянете со свадьбой.

– Она хочет, чтобы мы подольше побыли женихом и невестой, прежде чем взваливать на себя обязательства супружеской жизни. Я ее понимаю, а вот наши семьи на нас давят. Иногда все выглядит совсем сложно – можно подумать, сливаются две компании.

Мои родители поженились так же. Когда у тебя много денег, ты рискуешь гораздо большим, чем просто чувства.

– Моя семья хотела, чтобы я сделал предложение раньше и мы успели пожениться до выборов, – продолжает Ник. – Избиратели благосклонно смотрят на женатых политиков, особенно с детьми.

Не поступай так. Не иди этой дорогой – она тебя недостойна.

– Почему же вы не последовали совету ваших родных?

– Похоже, я от природы склонен противостоять любым попыткам навязать мне что-то против моей воли.

Я смеюсь.

– Понимаю.

Он скептически кривится.

– Мне трудно себе представить, чтобы кто-то пытался что бы то ни было навязывать вам.

– Вообразите: находятся желающие попробовать.

– Кажется, я догадываюсь, почему вы до сих пор не замужем, хотя вам столько раз делали предложение.

– Сколько же всего вы обо мне знаете!