Книга Леди второго сорта, страница 48 – Делия Росси

Петерсон суетливо одернул униформу и вздохнул.

— А потом, как несчастье-то случилось, хозяйка оборотней и возненавидела. Говорила, все из-за них. Все беды.

— Но лорда Хольма она принимала.

— Принимала. Так ведь милорд попросил, а ему она отказать не могла. Уважала больно.

— А тот артефакт, что ищет лорд Хольм… Не знаешь, где он может быть?

— Да откуда ж, миледи?

Дворецкий развел руками.

— Вы меня простите, миледи, мое дело маленькое, я в господские дела не лезу.

В голосе Петерсона прозвучали виноватые нотки.

— А призраки? Призраков ты в доме видел?

— Нет, миледи, — быстро ответил Петерсон и тут же отвел взгляд. — Глупости все это, служанки языками мелют, что ни попадя, лишь бы не работать.

— Что ж, понятно.

Если дворецкий и знал что-то о призраках, говорить о них он явно не желал. Но это ничего не меняло. Рано или поздно я все равно выясню, что он скрывает.

— Вам еще что-то нужно, миледи? А то я собирался столовое серебро почистить.

Петерсон переступил с ноги на ногу и покосился на коридор, ведущий к лестнице для слуг.

— Нет, можешь идти.

Я кивнула дворецкому и нажала рычажок, направляя коляску к кабинету. Правда, въезжать туда не стала, привычно пристроившись под дверью, где отлично прослушивались мужские голоса.

— Рэн, я не понимаю, чего ты ведешь себя с девчонкой, как злой тюремщик?

Лукас говорил небрежно, лениво растягивая гласные, и я, словно воочию, увидела, как он вальяжно развалился в кресле с сигарой в руках. Характерный табачный запах просачивался через небольшую щель, позволяя понять, что в кабинете идет настоящий мужской разговор.

— Лукас, я сам разберусь, как вести себя с подопечной, — ответил Давенпорт, и в его словах мне послышалось предупреждение.

— Да брось, тебя самого от себя не тошнит? «Белла, иди к наверх», «Белла, я лучше знаю, что тебе нужно», — Хольм изобразил Давенпорта так похоже, что я невольно усмехнулась. — Совсем девчонку затюкал.

— А с каких это пор ты стал сочувствовать Изабелле? Неужели забыл о своей неприязни?

— Не забыл. И не забуду, — тихо, но с такой силой ответил Хольм, что у меня мурашки по коже пробежали.

— Я, между прочим, так и не понял, что между вами произошло, — в словах Давенпорта прозвучал вопрос.

— Это неважно.

— И все-таки? Что было в тот вечер? Почему ты тогда так поспешно ушел из дома Бернстофов? Ты ведь собирался предложить Летиции хорошую сумму.

— Я же сказал, это неважно.

— Хольм, я не понимаю. Изабелла — очень добрая и застенчивая девушка, чем она могла тебя задеть?

— Слышал бы ты, с каким отвращением эта добрая девушка говорила тетке о грязных оборотнях, об этих диких и ужасных животных, которым не место среди людей.

В комнате что-то упало, а следом раздалось эмоциональное ругательство Хольма.

— Белла так сказала? — удивленно переспросил Давенпорт.

— Я сам слышал. И, поверь, в тот момент в ее голосе не было ни унции доброты, одно только презрение.

— По-моему, ты что-то путаешь, — с сомнением произнес Давенпорт. — Изабелла не могла…

Он не договорил.

— Знаешь, я тоже удивился. Зато мне сразу стало понятно, почему она всегда молчала в моем присутствии, и старалась быстрее сбежать. Я-то думал, это от излишней застенчивости, а оказалось, дело совсем в другом.

— Но сейчас Белла ведет себя иначе, — задумчиво заметил Давенпорт.

— Вероятно, потому что ничего не помнит из прошлого, — предположил Хольм, и еле слышно договорил: — Вот только я ничего не забыл.

— Всегда знал, что оборотни злопамятны, — хмыкнул Давенпорт. — Но только мне почему-то кажется, что здесь есть что-то еще.

В его голосе прозвучал вопрос.

— Рэн, хватит, — немного более резко, чем обычно, ответил Хольм. — Не пытайся отыскать то, чего нет.

В комнате стало тихо.

— Что ж, если ты так говоришь.

Давенпорт, судя по всему, недоверчиво усмехнулся. Я прямо воочию увидела его внимательный прищур, иронично изогнутые губы, едва заметную складку между бровями, и неизменные часы, которые он крутит в длинных пальцах.

— Лукас, я тебя прошу, забудь ты тот разговор, — после паузы, продолжил опекун. — Белла находилась под влиянием Летиции, скорее всего, той удалось внушить девушке свою ненависть к оборотням, и Изабелла говорила с ее слов. Но ведь сейчас все иначе. Начните с чистого листа, оставьте прошлое в прошлом. И прекрати, наконец, искать в словах Беллы двойной смысл.

— А разве ты сам не занимаешься тем же?

— Ты о чем?

В комнате что-то звякнуло. Видимо, Давенпорт налил в стакан воды из графина.

— Я же вижу, как ты на нее смотришь. Прислушиваешься к каждому слову, ищешь второе дно в ее поведении.

— Глупости.

— Рэн, я ведь тебя знаю. И догадываюсь, что тебя тревожат перемены в характере Изабеллы. Полагаешь, она что-то скрывает? Может, она что-то видела там, за Гранью?

— Не знаю, Лукас. Ты обратил внимание на ее глаза? Взгляд совершенно другой. Взрослый. И говорит она иначе, чем раньше.

— И что думаешь?

— А что тут думать? Я еще в первый день, как она очнулась, просканировал ее ауру. Никаких сомнений, это прежняя Изабелла. И в то же время, мне все время кажется, что это совсем другой человек.

— А сама она как-то объясняет эти перемены?

— Говорит, повзрослела.

— Что ж, может, и так, — с сомнением протянул Лукас, и в комнате стало тихо. — И все-таки, ты бы с ней помягче как-то, — после паузы продолжил оборотень. — Девчонке и так досталось, даже мне ее жалко.

Я беззвучно выругалась. Жалость — это последнее, что мне хотелось бы видеть от Хольма.

— Правда, Рэндальф, я тебя не узнаю. Откуда этот холодный тон и вечное недовольство?

— Хочешь правду? — после долгой паузы ответил Давенпорт. — Я боюсь.

— Ты? С трудом верится, что бесстрашный безопасник чего-то боится.

В комнате снова раздалось звяканье стекла.

— Тут другое, Хольм. Когда Белла упала с той дорговой лестницы и две недели провела между жизнью и смертью, я впервые за много лет почувствовал собственное бессилие, — тихо сказал Давенпорт. Его голос звучал ровно, почти без эмоций, но у меня почему-то тоскливо сжалось сердце. — Мерзкое ощущение, — продолжил Рэн. — Ты, здоровый, сильный, одаренный маг, ничего не можешь сделать, и вынужден наблюдать, как девочка, за которую несешь ответственность, тихо угасает у тебя на глазах. И ни твоя магия, ни твои деньги не в силах ей помочь.