Книга Симулякры, страница 45 – Филип Киндред Дик

– Я многое могу предложить Фрауэнциммеру, – продолжал тем временем Винс. – Например, мне случайно удалось узнать имя нового Дер Альте. Я подслушал кое-какие сплетни у Карпа, перед тем как ушел оттуда. Ты хочешь узнать это имя?

– Что? – недоуменно спросил Чик. – Чье имя?

– Нового Дер Альте. Или ты до сих пор не понял, что за контракт твой босс перехватил у Карпа?

Чик невозмутимо пожал плечами:

– Разумеется, знаю. Просто я удивился. – В ушах его звенело от потрясения. – Знаешь, – с трудом вымолвил он, – мне как-то по фигу, пусть себе зовется даже Адольфом Гитлером ван Бетховеном.

Оказывается, Дер Альте был симом!

И Чик почувствовал себя просто великолепно, узнав такую новость. Этот мир, планета Земля, был прекрасным для жизни местом, и надо максимально использовать открывающиеся возможности. Особенно теперь, когда он, Чик, стал настоящим гехтом.

– Его назовут Дитером Хогбеном, – сказал Винс.

– Я уверен в том, что Мори это известно, – безразлично произнес Чик, однако внутри у него все колотилось.

Винс наклонился и включил радио:

– Об этом уже наверняка сообщили в новостях.

– Сомневаюсь, что это произойдет так скоро, – заметил Чик.

– Тише! – Его брат увеличил громкость.

Передавали выпуск новостей. Так что каждый живущий на территории СШЕА должен был все услышать. Чик испытывал некоторое разочарование.

«…Легкий сердечный приступ, по сообщениям врачей, произошел примерно в три часа ночи. Он вызвал опасения, что герр Кальбфляйш может не дожить до конца своего срока. Состояние сердечно-сосудистой системы Дер Альте сразу стало предметом различных спекуляций. Не исключено, что причина сбоев в работе сердца появилась еще в то время, когда… »

Винс убавил громкость, переглянулся с Чиком, и они вдруг разразились хохотом. Им все стало ясно.

– Это долго не продлится, – сказал Чик.

Старик уже был на пути к отставке, из которой не возвращаются. Началась информационная подготовка. Процесс пошел обычным курсом, и предугадать дальнейшее особого труда не составляло. Сперва сообщение о легком сердечном приступе или вообще о расстройстве желудка. Это вызывает в обществе потрясение, но одновременно и готовит людей к неотвратимому, помогает им свыкнуться с мыслью о неизбежном конце. С бефтами нельзя иначе, это уже стало традицией. И все изменения пройдут без особых потрясений. Как и раньше бывало.

«И все уладится, – подумал Чик. – Сменят Дер Альте, кому-то из нас достанется Джули, мы будем работать вместе с братом… И не останется нерешенных проблем, и не будет неприятностей».

И все же… Если предположить, что он все-таки эмигрировал. Где бы он был сейчас? В чем бы заключалась его жизнь? Он и Ричард Конгросян… колонисты на далекой планете. Нет, размышлять над этим было ни к чему, ибо он сам все спустил на тормозах. Он не эмигрировал, а теперь момент, когда следовало делать выбор, уже прошел. И Чик отбросил мысли об этом и вернулся к неотложным делам.

– Ты должен понять, что работа на небольшом предприятии выглядит совсем по-иному, чем работа в картеле, – сказал он Винсу. – Эта анонимность, эта безликая бюрократия…

– Тише! – перебил его Винс. – Еще один бюллетень.

Он снова прибавил громкости.

«…Исполнение его обязанностей на время болезни возложено на вице-президента. Иные перемены будут сделаны позже. Тем временем состояние Руди Кальбфляйша…»

– Много времени нам, пожалуй, не дадут, – сказал Винс, хмурясь и нервно покусывая нижнюю губу.

– Мы сумеем справиться с этим заданием, – ответил Чик.

Он совсем не волновался. Мори знает, что делать. И своего он не упустит, особенно теперь, когда ему дали шанс.

Неудача сейчас, когда предстоят такие перемены, просто немыслима. Ни для кого из них.

Боже, представить только – он начал беспокоиться об этом!

Сидя в огромном кресле с голубой обивкой, рейхсмаршал думал над предложением Николь. Сама она, потягивая остывший чай, молча ждала. Они находились в Гостиной с лотосами.

– То, о чем вы просите, – сказал наконец Геринг, – это не что иное, как нарушение нашей присяги Адольфу Гитлеру. Похоже, вы до конца так и не поняли принцип фюрерства, принцип «культа вождя». Если не возражаете, я постараюсь объяснить его вам. К примеру, представьте себе корабль, на котором…

– Мне не нужны лекции, – оборвала его Николь. – Мне нужно решение. Или вы не в состоянии принять его? Неужели вы потеряли способность решать?

– Но сделав это, мы станем ничуть не лучше участников июльского заговора, – сказал Геринг. – Фактически нам придется подбросить бомбу точно так же, как это сделали они или, вернее, еще сделают, что бы это ни значило. – Он устало потер лоб. – Я нахожу это в высшей степени трудным. К чему такая поспешность?

– Потому что я хочу, чтобы все пришло в порядок.

Геринг тяжело вздохнул:

– Вы знаете, у нас в нацистской Германии самой большой ошибкой стала неспособность направить в нужное русло таланты женщин. По сути, их роль в жизни сводилась только к спальне и кухне. Они оказались не востребованы ни в военном деле, ни в сфере управления или производства, ни в аппарате партии. Наблюдая за вами, я теперь понимаю, какую ужасную ошибку мы допустили.

– Если вы не примете решение в ближайшие шесть часов, – сказала Николь, – я прикажу вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение между нами… – Она сделала резкий жест рукой, и у Геринга возникло предчувствие конца.

– Я просто не располагаю полномочиями… – начал он.

– Послушайте! – Николь резко наклонилась к нему. – Вам бы лучше ими располагать!.. О чем, интересно, вы думали… какие мысли возникли у вас, когда вы увидели свой раздувшийся труп в тюремной камере в Нюрнберге? У вас есть выбор: или это, или взять на себя полномочия, чтобы вести со мной переговоры. – Она откинулась на спинку кресла и отпила из чашки уже окончательно остывшего чая.

– Я… – хрипло сказал Геринг, – еще подумаю над этим. Дайте мне еще несколько часов. Благодарю вас за возможность совершить путешествие во времени. Лично я ничего не имею против евреев. Мне бы очень хотелось…

– Вот и захотите! – Николь поднялась.

Рейхсмаршал остался сидеть, погрузившись в тяжелые размышления. По всей вероятности, он даже не заметил, что Николь встала. Она удалилась из гостиной, оставив немца в полном одиночестве.

«До чего же мерзкий и презренный тип! – подумала она. – Развращен властью, потерял всякую способность к инициативе!.. Стоит ли удивляться, что они проиграли войну. Подумать только, в Первую мировую войну он был доблестным летчиком-асом! Он был одним из участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена ^[21] и летал на крохотном аэроплане, сооруженном из дерева и проволоки. Трудно поверить, что это один и тот же человек…»