Онлайн книга «Летняя коллекция детектива»
Вся её жизнь кончилась сегодня на пляже, и должна была наступить какая-то другая жизнь. В которой не будет никаких Джона и Шерлока, и уж тем более тигра Васьки… – Я так понял, что ты решила отдать меня Агриппине, потому что она свободная и прекрасная. Маруся сердито посмотрела на него. В его изложении получалась даже не глупость, а просто идиотизм. – Из этого следует, что я тебе не нужен, – заключил Гриша. – Как?! – поразилась Маруся. – Это вытекает из логики твоего рассказа. Агриппина сказала, что заберёт меня, если я тебе не нужен, и ты решила меня отдать. И несколько из-за этого расстроилась. Всё же ты ко мне привыкла. За долгие годы. – Ты… мне нужен, – возразила Маруся. Теперь ей стало холодно. – Зачем? – спросил безжалостный Гриша. – Чтобы ты была Джоном, а я Шерлоком? Или чтобы прыгать на тигра Ваську? – Гриш, ты на меня сердишься, да? – Я?! С чего ты так решила! Я ликую. Она посмотрела на него, и луна посмотрела на него и, кажется, усмехнулась. – Ты ликуешь? – уточнила Маруся. – Что-то незаметно. – Как могу, так и ликую, – отрезал он. И они замолчали. – Гриш, скажи что-нибудь, – предложила Маруся. – Или сделай. – Что я могу сделать, если я тебе не нужен и ты даже приняла по этому поводу решение? …Какое решение?! Не принимала она никакого решения! Она страшно, отчаянно страдала и даже ушла, чтоб не мешать Грише оценить, насколько прелестной может быть девушка – Агриппина или не Агриппина, совершенно не важно, любая девушка может быть прелестной, только не она, Маруся! Ей казалось, что она сделала и сказала всё для того, чтобы он её остановил, вернул, но ведь он не остановил и не вернул! Он даже ничего не понял!.. Похоже, он до сих пор ничего не понимает!.. – Ты ничего не понимаешь, да? – уточнила Маруся на всякий случай. – Нет, почему, я всё понимаю, – возразил Гриша. …Нужно собраться с силами, встать, проводить её в дом и вернуться на свой сеновал. Это и будет означать то, что она пытается ему сказать – всё кончилось. Дальше пойдёт какая-то совершенно другая, новая жизнь, и ему придётся с этим смириться. Ничего у них не получится. Бывает, что не получается. То, что очевидно и понятно ему – что они предназначены друг для друга, они и родились, чтобы быть вместе, – ей не очевидно и не понятно. Это был единственный шанс правильно и надёжно устроить жизнь – так, как она была устроена в детстве, – только уже взрослыми, и этого шанса не стало. Так бывает. Ничего не поделаешь. Нужно собраться с силами и расстаться – она вернётся в дом, а он на сеновал. – Понятно, – повторил Гриша. – Всё понятно. Пойдём? – Куда? – Я провожу тебя в дом, и ты закроешься с той стороны. Ему опять было трудно дышать и хотелось вдохнуть поглубже. Всё же не каждый день кончается жизнь. – А ты? – спросила Маруся, поднимаясь. – А я ещё посижу немного. – Смотри не простудись, – сказала она заботливо. Он кивнул. Держа его за руку – он чувствовал её ладонь в своей, как будто не пальцами, а душой, как будто в последний раз, – Маруся добрела до крыльца, потрогала свою голову и сказала, что ей там больно. Он опять кивнул. Маруся взялась за скобу двери, повернулась и спросила: – Гриш, ты меня совсем, нисколечко не любишь, да? И никогда не любил? Я же просто… твой старый друг, да? – Я люблю тебя всем сердцем, – ответил он нелепейшей фразой, и они уставились друг на друга. И луна уставилась. – Как?! – поразилась Маруся. – Ты же только что сказал… – Это ты только что сказала, – перебил её он, и они замолчали. – Гриша, я подумала, что страшно тебе мешаю, – пролепетала Маруся, нашарила его руку и поцеловала. – Именно сегодня подумала. Вокруг столько красивых девушек, совершенно разных и прекрасных, а я… всё время торчу у тебя на глазах. – Это я всё время торчу у тебя на глазах, – возразил он. Теперь уж никак невозможно было дышать. – Порчу тебе жизнь и распугиваю кавалеров. Своими очками и длинным носом! – У меня нет никаких кавалеров! – Ну, они же могут быть!.. За разговором о Марусиных кавалерах они незаметно для себя начали целоваться и теперь уже целовались вовсю, как полагается, как нужно, даже луна, хихикнув, укрылась за какое-то дерево повыше, чтобы им не мешать, но всё же подглядывать оттуда. Маруся обнимала Гришу за шею, привставала на цыпочки – всё же он был значительно выше, – а когда опускалась, он подхватывал её, приподнимал, чтоб ему было удобней с ней целоваться, и Маруся ничего вокруг не видела и не слышала, как будто оказалась в середине чёрной дыры, где не было ни единого проблеска света, никакого движения материи – только они с Гришей. От него приятно пахло – разнотравьем, чистой кожей и немного потом, а от волос баней, и заросшие щёки были колючими, странно, необъяснимо приятными. Марусе всё хотелось потрогать его щёки как следует, она положила на них ладони и стала трогать. Он был совсем близко, так близко он ещё ни разу не был, и от этого она чувствовала неловкость. Ей хотелось, чтобы он отступил немного, чуть-чуть, не совсем, но всё же так, чтобы она смогла перевести дыхание и потрогать его щёки, которые ей очень нравились. Но он не отступал, наоборот, оказывался всё ближе и ближе, и Марусе от этого было неудобно, непривычно. …За свою девичью жизнь она перечитала груды и кипы любовных историй, и там, в этих историях, всё было описано совсем не так!.. Не так!.. Она упёрлась в него руками и слегка оттолкнула. Всё равно что упёрлась в стену дома и попыталась отодвинуть дом. Ничего не изменилось. Человек – здоровенный, сильный, почти голый, показавшийся ей совсем чужим, – продолжал наступать на неё, а ей хотелось от него… освободиться. Нет, не навсегда, но хоть на время! – Гриша, – сказала она с отчаянием, – отпусти меня. – Я не могу. – Отпусти! Он моментально перестал сжимать её, как в тисках, и заглянул в лицо. – Что?.. …И вправду этого человека она не знала! Вместо глаз у него были тёмные впадины, – впрочем, хорошо, что она не видела его глаз! – щёки потемнели от щетины и тяжёлого румянца, на шее надулись какие-то жилы, и он не был, не был похож на её милого, привычного друга Гришу, с которым они вместе… Рядом с ней сейчас был чужой человек. Маруся зажмурилась. А потом открыла глаза. Он трудно дышал рядом с ней, и его горячая сухая ладонь как будто отдельно от него провела по её голой руке. Прикосновение было неприятным, болезненным, и Маруся отдёрнула руку. |