Онлайн книга «Летняя коллекция детектива»
– Я тоже буду с тобой разговаривать, даже если ты будешь говорить скучности про производную, которая рвётся на стенке. – Неужели я и про производную тебе рассказывал? – удивился Гриша. – Сто раз, – зевнула Маруся. Ей жалко было спать, ей хотелось трогать и гладить его уже по-другому, не так, как в первый раз, но спать тоже очень хотелось, и, когда он потянул на них обоих перину, она прижалась к нему покрепче – куда уж крепче! – и заснула. Снилась ей весёлая производная, которая скакала по деревьям и потом почему-то раздваивалась, и они скакали уже парой, и луна с ямочками на щеках выглядывала из-за ёлки, и весь мир сужался до горячей Гришиной руки, которая лежала у неё на груди, от руки Марусе становилось жарко и щекотно, и проснулась она оттого, что где-то истошно закричали: – Гриша! Гри-иша!.. Он подскочил и несколько секунд сидел, ничего не понимая. Маруся тоже подскочила. Сеновал был залит солнцем по самую двускатную крышу, птицы пели вовсю, близкий лес шелестел по-утреннему жизнерадостно, и небо голубело, настраиваясь на большую жару. – Гриша! – надрывались где-то. – Гриша! Как был, голый, он проворно подполз к двери. – Что случилось?! – Ма… Маруся пропала! Гриша, она опять пропала! Маруся ахнула и тоже подползла. Внизу, задрав голову к чердаку, стояла тётя Лида. И у неё было такое лицо, как будто надвигается всемирный потоп. – Я не пропала, – пискнула Маруся из-за Гришиного плеча. – Я здесь. – О господи, – сказала Лидия Витальевна внизу. Держась за стену дома – Гриша с Марусей смотрели на неё сверху, – она добрела до лавочки, села на неё и перекрестилась. – Тёть, я сейчас, – зачастила Маруся, – я сейчас спущусь, ты что? Тебе плохо? И она полезла было на лестницу, но Гриша схватил её за ногу. – Что?! Он кинул ей рубашонку, которую с трудом отыскал в сене. Маруся полезла с чердака в чём мать родила! Она покраснела до ушей, стала натягивать рубашонку, Гриша ей помогал, как мог – трогал её грудь, гладил, снова трогал, и рубашонка никак не надевалась. – Тёть, ты как? Тебе плохо? – спрашивала совершенно красная Маруся, взгромождаясь на верхнюю ступеньку лестницы и придерживая подол рубашки. – Мне отлично, – проинформировала Лидия Витальевна, рассматривая, как Маруся спускается спиной вперёд, нащупывая босой ногой очередную ступеньку. – Хворостиной бы тебе по заднице, вот было бы дело. – Тётя, – предупредила Маруся с середины лестницы, – ты смотри, ничего мне не говори, ладно? Лида кивнула. – Совсем ничего не говори, поняла? – А хворостиной можно?.. Гриша в шортах и вчерашней футболке перелез через порог сеновала, повис на руках, покачался немного, спрыгнул на землю и галантно подал Марусе руку. Лида посмотрела на них, набок склонив голову, что-то пошептала про себя, как будто молитву сотворила, и ушла в дом. Маруся ринулась в баню, где ещё была тёплая вода, наскоро помылась, ощущая собственное тело чужим и неловким. Впрочем, она же знала, что к нему, к новому телу, придётся приспосабливаться. В доме полным ходом готовили завтрак. Агриппина, о которой Маруся совсем позабыла, жарила оладьи на огромной чугунной сковороде, небольшая горка готовых отдыхала на расписном блюде. – Привет! – сказала Груня и чмокнула Марусю в щёку. – Я проснулась – а тебя нет! Но я-то сразу поняла, что ты к Грише убежала, а тётя твоя шум подняла. От Агриппины пахло свежим тестом и ягодами. – Маруся, оденься, – велела тётя Лида. – Того гляди участковый явится, а ты в рубашке! – Сейчас, сейчас!.. Пока готовили и подавали завтрак, Гриша не показывался – и правильно делал, потому что Маруся непременно стала бы к нему приставать, и вышло бы некрасиво, – а когда вышли к столу, он явился. Это был какой-то новый Гриша, совсем не такой, как вчера. Маруся на него засмотрелась. Он оказался очень красивым – куда там юношам из журналов! – загорелым, белые зубы сверкали, когда он улыбался. И улыбался он как-то особенно, одной стороной рта, и ему это очень шло. И очки ему подходили, и щетина, и отросшие волосы, из которых он, видимо, повыдёргивал солому!.. – Не смотри на меня, – велел он Марусе, усаживаясь за стол. – Я подавлюсь. Странно, но тётя, вчера собиравшаяся в Москву, нынче утром об отъезде не обмолвилась ни словом, как будто опасность, нависшая над Марусей, за ночь миновала. Все с аппетитом ели и вспоминали вчерашнее, как будто оно случилось давным-давно и уже превратилось в приключение, опасное, но пережитое и от этого не страшное. – Странные дела творятся, – говорила Агриппина, щедро накладывая на горячий оладушек холодное земляничное варенье. – Убийства, похищения! У вас тут что, криминальная столица? – А этот ваш, – перебила тётя, – видел же, как Марусеньку уволокли, и ведь ни слова не сказал, скотина!.. – Да ну его, тётя Лида, что о нём говорить! – Спасибо лесничему, нашёл девочку! Кстати, мотоцикл-то твой он когда вернёт? – Когда вернёт, тогда и вернёт, я всё равно на нём сегодня никуда не собираюсь. – Ну, как знаешь. Девочки, нам сегодня нужно варенье сварить. Наталья таз не навеки вечные отдала, он ей самой небось нужен! – Как варенье?! – перепугалась Маруся. Ей не хотелось варить варенье, а хотелось играть с Гришей в Джона и Шерлока и в разные другие игры. – Сначала сироп из антоновки, – начала Лида, решив, что племянница спрашивает, как именно они будут варить варенье. – Потом, когда он чуть подостынет, райские яблочки в него запустим вместе с хвостиками, в них самый вкус. Они полежат, а потом ещё раз вскипятим. – А можно мы с Марусей сходим по делу… тут недалеко? – перебил Гриша. – Вы не волнуйтесь, мы ненадолго! Маруся умоляюще уставилась на Лиду. – А подружка как же? – удивилась тётя. – Бросишь её? – Ничего, ничего, – моментально отозвалась Агриппина и засмеялась. – Я варенье с вами варить стану. Я люблю, правда! А могу и в Москву уехать, чтобы не смущать никого! Тут все разом заговорили, что никого, решительно никого Агриппина не смущает, с ней, наоборот, гораздо веселее. И Маруся даже мимолётно подумала, как ей могла прийти в голову такая глупость, что Грише нужна Агриппина, или наша, или любая другая, когда ему может быть нужна только одна Маруся. И больше никто. Никто и никогда. Когда Гриша с Марусей ушли за ворота, а Агриппина попросилась «до варенья» полежать в шезлонге с книжкой, Лида забежала в дом, нашарила на этажерке телефон и нажала кнопку. |