Книга Лето потерянных писем, страница 40 – Ханна Рейнольдс

За ужином я вела себя тихо, улыбаясь в ответ и тихонько отвечая, когда ко мне обращались с вопросом, но в целом старалась не привлекать лишнего внимания. Время от времени я ловила на себе взгляд Хелен Барбанел, сидевшей во главе стола. Кем она меня считала: внучкой девочки, которую воспитывала ее свекровь, или внучкой женщины, которая спала с ее мужем?

Один раз я встретилась с ней взглядом, и он оказался таким же решительным, какой я часто видела у Ноя. Он говорил, что все знания о растениях ему передала бабушка и она же вдохновила его на изучение ботаники. Чему еще он у нее научился? Как превратить свое лицо в непроницаемую маску? Как справляться с тем, что жизнь не всегда полна счастья?

Но, может, я преувеличиваю. Может, Хелен была счастлива.

А вот мама Ноя частенько на меня посматривала, но всегда отводила взгляд, как боязливая колибри. И все же, когда небо выцвело до лилово-голубого оттенка, ужин завершился, взрослые налили себе крошечные чашечки кофе, она громко спросила:

– Итак, Эбби, откуда ты к нам приехала?

Как по команде, разговоры за столом прекратились, и все перевели внимание на меня. Я с трудом удержалась, чтобы не облизнуть внезапно пересохшие губы.

– Я из Саут-Хэдли. Это небольшой городок на западе Массачусетса.

Некоторые взрослые засмеялись. Мама Ноя улыбнулась.

– Мы знаем, где находится Саут-Хэдли.

Меня охватило смущение, как будто я обязана быть в курсе, что они знают мой город.

– Тебе нравится на Нантакете?

– Он великолепен. Прекрасен. – Я бросила быстрый взгляд на сидящего рядом Ноя в надежде, что он подбодрит меня в этом беззлобном допросе. Он под столом прижал свою ногу к моей.

– Эбигейл – внучка Рут Голдман, – объявила Хелен.

Эдвард закашлялся. Он поднес к губам стакан, но тут же с резким глухим стуком поставил его на стол и прижал к груди кулак. Внимание всех за столом переключилось на него, даже за детским столом повисла тишина.

– Пап, ты хорошо себя чувствуешь? – Отец Ноя наклонился к нему.

Эдвард Барбанел отмахнулся от него, обратившись к жене:

– Внучка Рут?

Хелен сдержанно сделала глоток кофе.

– Правда, она очень на нее похожа?

Теперь взгляд Эдварда упал на меня. Я сидела, как мышка, нервно сжимая и разжимая под столом кулак. Не так я все себе представляла.

После долгого молчания, которое прерывал только агукающий малыш, мать Ноя спросила:

– Кто такая Рут?

Эдвард хлебнул слишком много алкоголя.

– Рут жила с семьей Эдварда в детстве, – ответила Хелен. – Ты в порядке, дорогой?

Эдвард Барбанел кашлянул в салфетку. Хелен наблюдала за ним – мирная, как огромное озеро, с тем же успехом таящее в себе опасное течение.

– Жила? – в полном недоумении спросил папа Ноя. – Ты о чем?

– Ты помнишь. Маленькая девочка, которую они взяли к себе во время войны.

Я нервно посмотрела на Ноя.

Эдвард Барбанел снова взглянул на меня, но ничего не сказал.

– Она приехала из Германии. Такая милая кроха. Всюду тенью бродила за твоим отцом. – Пугающе пронизывающий взгляд Хелен переметнулся на меня. – Она не упоминала?

– Вряд ли. – Я уставилась на свою тарелку. Ной взял меня за руку под столом. Я сжала его ладонь.

На губах Хелен появилась легкая улыбка.

– А?

– Она никогда не рассказывала про Нантакет.

– Никогда?

– Нет. – Я жутко волновалась и чувствовала, как бешено бьется мой пульс. Я переплела наши с Ноем пальцы.

Эдвард допил пиво и наконец заговорил:

– Она не рассказывала?

Я покачала головой.

Хелен сделала аккуратный глоток вина.

– Как странно.

Теперь все смотрели на меня. Я пожала плечами, но молчание затянулось, поэтому мне удалось выдавить из себя:

– До недавнего времени я вообще не знала, что она здесь жила.

– И поэтому ты сюда приехала?

Я поглядела на Ноя. Он смотрел на своего папу.

– Мам. – Отец Ноя не до конца понимал, что происходит, но ясно давал понять своим тоном, что гостей в их доме не обижают.

Но его мать, смотря на меня, отмахнулась.

– Пусть ответит.

– Я просто… я узнала, что бабушка здесь бывала, и мне стало любопытно. Поэтому я приехала.

– Как мило. Согласен, Эдвард?

– Она вообще не говорит о Нантакете? – повторил Эдвард Барбанел.

Говорит. В настоящем времени. Внутри все скрутило, и я еще крепче стиснула руку Ноя, суматошно посмотрела на него, но потом повернулась к Эдварду.

– Я… эм… нет. Я не знала… о вас. О вашей семье.

Эдвард выглядел полностью уничтоженным.

– Честное слово, Эдвард. – голосом Хелен можно было шлифовать алмазы. – Ты думал, пламя еще не погасло?

Да, она точно знала об отношениях Эдварда и моей бабушки.

Эдвард посмотрел мне в глаза.

– Как она? – О нет.

Нет, нет, нет.

Я не хотела этого делать. Все должно было пройти совсем не так.

Я не хотела рассказывать парню, писавшему «Ты яркая, а мир расплывчатый, четкий, мир смягчается», что Рут умерла.

В отчаянии я посмотрела на Ноя. Он уставился на меня.

Я прокашлялась и перевела взгляд на несколько оставшихся в тарелке горошин.

– В прошлом году она скончалась.

Меня окружила тишина, если не считать жужжания цикад и отдаленного шума океана.

Я украдкой посмотрела на Эдварда и увидела, что он застыл, как статуя. Хелен тоже выглядела потрясенной. Она перевела взгляд на супруга, потом на меня.

– Мне ужасно жаль это слышать.

Родители Ноя, его тети и дяди растерялись.

– Я не знала, – сказала Хелен.

– Нет… разумеется… – Я беспомощно умолкла.

Эдвард Барбанел медленно отодвинул стул и встал.

– Прошу меня извинить.

Он начал уходить, медленно и пошатываясь, словно ему нужна была целая вечность. Хелен натянуто улыбнулась сидевшим за столом людям и пошла за супругом. Догнав его, она протянула ему руку, но он не принял ее.

Все уставились на меня.

Слава богу, Ной обратился к своей маме:

– Ты нас извинишь?

– Конечно, дорогой. – Она выхватила из центра стола бутылку вина и наполнила доверху свой бокал. – Пожалуй, это отличная идея.