
Онлайн книга «Приручи меня, если сможешь»
Без прелюдии и приветствий начинаю свой разговор. Голос непривычно жёсткий и холодный. — Не с порога же о цифрах, Илья Андреевич, — улыбается, но улыбка жесткая. Расчетливый делец. — У меня есть и другие покупатели, и ряд условий, без которых сделка невозможна, и я хотел… Дверь за моей спиной открывается, и я слышу женский голос. — Пап, там продукты привезли, в накладной расписаться нужно… Ой. Я не знала, что ты не один, простите. Он хотел… хмыкаю иронично, но не успеваю развить в голове иронию до размера вселенского Армагеддона. Мои уши уловили знакомые нотки. Агата? Вряд ли. Мозг выдает инфу: младшая, Анастасия. Поворачиваюсь к двери и понимаю, что не та потаскуха из прошлого. Перед глазами молодая, похожая на сестру, девушка. И мой мозг отключился, вывернув наизнанку мою черствость, которая за много лет укоренилась во мне. Что я творил дальше, не смог себе объяснить ближайшие недели, да что недели, месяцы. Как обухом по голове, когда увидел её глаза. — Я готов поддержать ваш бизнес, а не присвоить. Мне плевать на ваших стоящих в очереди ротозеев. У вас есть шанс сегодня же скрепить сделку подписями. Но у меня есть главное условие. — Я зайду позже, — негромко бросает девушка из-за моей спины. — Сгинь, — сквозь зубы процедил мужик и перевел взгляд на меня. — Какое условие? — Она становится моей любовницей при условии, если является девственницей. Вы же до сих пор за чистоту в дочерях, Виктор Николаевич? — холодный блеск безумия вспыхнул в моих глазах, я мог в этом поклясться кому угодно. Насколько принципы у Егорова теперь сыграют? В прошлом он пёкся о чистоте дочерей, любому был готов голову снести. Сейчас снесет? Должен. Другого не жду. Девчонка не успела выйти. Так и застыла в дверях, слышу её судорожный вздох. Такой же вздох испустила администратор, которая ещё не покинула помещение. — Все вон, — сказал резко хозяин богадельни, — кроме вас, Илья Андреевич. И тебя, Настя. Федор Васильевич бросает взгляд на меня, получает моё одобрение и выходит. За ним администратор. — Я не ослышался? — уточняет жестко Егоров. — И откуда вам знать о моих предпочтениях? Мы знакомы? — Так сильно изменился простой водитель за десять лет, Егоров? Присаживаюсь на удобный диван и смотрю на сжавшуюся девчонку. Хочу её. Какого черта?! Что со мной не так? Понимаю, что это желание крепнет с каждой минутой. Нет, секундой. Хочу трахать её и видеть в ее глазах похоть, страсть. Сжимать упругую грудь и слышать протяжные стоны, когда буду до боли сжимать ее соски. — Кофе сделай мне, Анастасия. — Ты?! — выдохнул её отец. Даже девчонка, чьё лицо было абсолютно бескровным, прищурила глаза, всматриваясь. Она была ребенком, когда всё случилось. Помнит ли меня? — Зачем тебе это нужно? Унизить меня? — Егоров смотрит испытывающим взглядом. — Помочь сохранить бизнес? Влить новую кровь? Это унижение? — Она зачем? — кивает безразлично на дочь. — Раньше, помнится, ты хотел другую. — На малолеток перешёл, девушки постарше износились, как показывает практика. А эта в самом соку, — бросаю на девушку оценивающий взгляд. Стоит, словно гвоздями прибитая и не шевелится. Не видать мне кофе. — Ты работаешь со мной по моему сценарию: выкупаешь главный пакет акций, спасая дела отеля, я остаюсь директором и управляющим, а ты берешь в жены мою дочь, я правильно понял? — Ты работаешь со мной по моему сценарию. Я устало смотрю на часы. Двадцать минут девятого, а я подыхаю без кофеина. Девушка до сих пор не в себе. Вижу, что дрожит, но плевать. Она будет моей любовницей до тех пор, пока я не устану играть ею. — Я трахаю её до тех пор, пока не надоест. В жены твое счастье мне не нужно. А развлечься, самое то. И пока я её трахаю, ты имеешь успешный бизнес, не злишь меня, не доставляешь хлопот. Так понятно? — Что станет со мной потом? Когда она тебе надоест? Девчонка в этот момент отмирает и не верящим взглядом смотрит на отца. А тот печется лишь о собственной шкуре, и я понимаю, что дело за малым. — А что ты хочешь? Мне просто интересно, потому что под его дудку плясать я не буду. - Сохранить отель любой ценой. — У тебя есть двадцать минут, чтобы организовать нотариуса. А пока я пообщаюсь с будущей содержанкой. Мужик кивает. Смотрит на дочь, бросает ей: — Не опозорь меня, — и выходит из номера. — Мне нравятся твои волосы, Настенька, — медленно встаю с дивана и иду к ней, наблюдая за выражением ее лица. До сих пор не шевелится, только бледной стала. И всему виной ее папаша, который за пять минут продал дочь бывшему голодранцу, каким он часто смел меня называть. — Распусти их для меня. Стоит, не шевелится, дышит так тихо, словно не дышит вовсе. В глазах непонимание и слезы. Моргает, прогоняя их, слегка качает головой, отмирая. Делает шаг назад от меня. Вздрагивает, когда я поднимаю руку и тянусь к ней. Тянет руку к резинке и стаскивает ее, выпуская волосы из хвоста рассыпаться по обнаженным плечам. Черт, ее простое движение что-то всколыхнуло внутри меня. Что-то, что было давно похоронено за семью печатями. Подхожу почти вплотную, возвышаюсь над ней. Едва достает мне к подбородку макушкой. Тонкая и хрупкая. И это меня возбуждает. Пальцы неторопливо перебирают прядь за прядью. Шелковистые. Пахнут цитрусом. Подношу локон к носу и довольно шумно вдыхаю этот аромат. Она, кажется, вся пропитана этим цитрусом. — Я тебе нравлюсь? Поднимает взгляд на меня. Отвечает не сразу, бегло окидывает черты лица. — Я не знаю, как ответить на такой вопрос фактически незнакомцу, — произносит наконец севшим голосом. Боится. Понимаю это, судя по тому, что он почти пропал. — Ты была раньше с мужчиной? — моя ладонь ложится ей на затылок, пальцы нежно ласкают кожу. — Нет. Большой палец трёт ее губы. Сочные, натуральные. Улыбаюсь, глазами ищу поверхность. Нахожу. Хватаю малышку на руки и несу к огромному столу. Рукой нетерпеливо смахиваю бумаги Егорова на пол, усаживаю Настю на прохладную поверхность и раздвигаю ей ноги. Тонкие бежевые трусики заставили утробно зарычать. Простое скромное белье. Ни капли греховности и соблазна в них, а я как мальчишка возбудился. — Будешь послушной девочкой, будет практически не больно. Открывает рот, как будто хочет воспротивиться, но тут же закрывает его. Настолько боится гнева отца? Или это я так на неё действую. — Не здесь, пожалуйста, — сдавленно выдыхает, когда руки тянутся к ее трусикам. |