Книга Возвращение в Сонору, страница 2 – Екатерина Гордиенко

— Что, уже готово?

Мама проверила все пять ванных. Не то, чтобы она мне не доверяла, просто еще не привыкла к проворству, которое подарил мне дух белки-Сэлели несколько месяцев назад.

— Ну, тогда отнеси новые свечи в библиотеку и можешь быть свободна. Возьми два десятка в кладовой.

Вверх по лестнице я неслась уже, прыгая через ступеньку. Смешно, дом электрифицирован от подвала до чердака, огромный генератор занимает комнату размером с нашу квартиру, а хозяева дома предпочитают читать при свечах.

Хорошо, что успела затормозить перед дверью библиотеки, потому что услышала, как в глубине комнаты бубнят два приглушенных голоса:

— Ты вернулся сюда только потому, что я этого захотел!

Голос звучит раздраженно и как-то сипло. Наверняка, этот мужчина не молод, как минимум старше мамы.

— Ты вернул меня сюда, потому что так указано в завещании деда. — А этот голос молодой, и его владелец абсолютно спокоен, словно спор не вызывает у него ничего, кроме скуки. — Ты забыл, что я получил свою копию его последней воли полтора года назад.

— Да как ты смеешь, щенок! — Звук опрокинутого стула. Кажется, что-то еще упало на пол. — Слушайся своего хозяина!

Ого, кажется старик задел больной нерв. Молодой ответил тише, словно цедя слова сквозь зубы:

— Твой шарлатан надул тебя, как штопаный гондон. Думаешь, сможешь дергать меня за поводок? Ну, давай, проверь. Просто попробуй ради интереса.

— Следи за своим языком, гаденыш, иначе я прикажу твоей матери вымыть тебе рот с мылом.

— Не смей при мне упоминать мою мать, — голос молодого начал наливаться ядом. — Ты здесь только до тех пор, пока она жива. И запомни, Генри, ты вылетишь из этого дома раньше, чем первый ком земли упадет на крышку ее гроба. Так что будь очень… — его слова перешли в рычание, — … внимателен и заботлив. И не надейся на старый закон. Поединок я выиграю. И тогда получу право вырвать твое сердце.

— Сукин ты сын!

Крик оборвался резким стоном, затем снова что-то грохнуло. И снова заговорил молодой, как пять минут назад спокойно и насмешливо:

— Тебе нечем испугать меня, Генри. Я не боюсь боли. Я научился ее любить. Веселее бывает только давить своих врагов. Не обещаю, что тебе понравится. И не обещаю, что, когда придет время, убью тебя быстро.

Я тихо ахнула и тут же попыталась зажать себе рот. Черт с ними, с этими свечами, надо быстрее убираться отсюда. Жаль, что эта светлая мысль не посетила меня несколькими минутами раньше, потому что в тот же миг дверь открылась и стремительно шагнувшее за порог тело толкнуло меня в грудь и отбросило к противоположной стене.

Удержаться на ногах мне удалось, а вот свечи вылетели из рук фейерверком. Словно в замедленной съемке, я наблюдала, как они одна за другой с глухим стуком падают передо мной на пол, и боялась поднять голову навстречу мужчине, толкнувшему меня.

Я так и знала: если посмотреть ему в глаза, станет еще страшнее. На меня, по-волчьи пригнув голову, смотрел парень, мой ровесник, но назвать его молодым мог лишь тот, кто не поднимал взгляда выше уровня его подбородка.

Глядя в пульсирующие от бешенства зрачки, окруженные узким кольцом янтарной радужки, я почему-то удивилась, не почувствовав Силы волка. От парня исходил звериный запах, и он в свою очередь напряженно втягивал воздух раздувшимися ноздрями, но присутствия маниту я не ощущала.

Что меня испугало больше, эта пустота внутри него или ярко-красный рот на бледном до синевы лице?

— Что ты здесь делаешь?

Я растерянно перевела взгляд за его плечо. Из глубины комнаты к нам медленно приближался второй мужчина. Генри Говард, я узнала его по фотографиям из газет. Но то ли те снимки были сделаны десять лет назад, то ли время незаметно для меня совершило скачок — хозяин Логова выглядел почти стариком. Захотелось ощупать себя: а я, в кого могла превратиться я за эти доли минуты?

— Подслушивала? — Желтые глаза опасно прищурились, а красная верхняя губа поползла вверх, обнажая клыки.

Я замотала головой, изо всех сил стараясь не заскулить от ужаса. Зубы парня тоже были красные, а из уголка рта к подбородку начала медленно спускаться узкая полоска крови.

— Я не специально, — комок в горле был похож на небольшого ежа. — Моя мама работает здесь, я ей помогала. Вот… свечи…

Он сделал шаг вперед, я отступила. Он пнул свечу мне под ноги, вероятно, ожидая, что я наклонюсь и подниму ее. Затем еще одну. И еще.

— Дочка прислуги?

Злость в его взгляде сменилась презрением, и это заставило меня выпрямиться и расправить плечи. Даже маленькие белки встают на задние лапки и вытягиваются во весь рост, когда пытаются прогнать врага за своей территории. Я не позволю этому недоволку унижать меня, в конце концов, как бы тяжело нам с мамой ни приходилось, мы никогда не попрошайничали и честно отрабатывали свой хлеб.

— Меня зовут…

— Тебя зовут Покахонтас. Собери это барахло и убирайся из моего дома. Если увижу здесь еще хоть раз, спущу с лестницы.

Он быстро прошел мимо меня, едва не задев плечом, а я внезапно успокоилась. Он явно собирался толкнуть меня еще раз, и то, с какой легкостью я ускользнула от его прикосновения, вернуло мне прежнюю уверенность в себе. Угроза не имела никакого смысла, потому что еще не родился такой волк, который смог бы поймать белку голыми руками.

Да и назвать этого жутковатого парня в полном смысле волком было нельзя — ему не хватало чего-то важного, из-за чего витающий где-то рядом дух зверя не мог с ним соединиться. Впрочем, мне не было его жалко — таким злым созданиям вообще не следует обладать Силой. Они и так смогут натворить слишком много бед, пользуясь властью одних только денег.

— Подрос волчонок, — скрипучий голос над головой заставил вспомнить о втором участнике разговора.

Генри Говард стоял посередине коридора и глядел в быстро удаляющуюся обтянутую черной толстовкой спину. Болезненно морщась, он поддерживал одной рукой согнутую в локте вторую.

Боясь увидеть еще одно мертвое лицо, я собрала свечи и бесшумно отступила к черной лестнице. Моя ладонь уже лежала на дверной ручке, когда я зачем-то обернулась. Все так же придерживая руку на весу, старик смотрел на меня. Его взгляд хоть и давил, но не мог прижать к земле и принудить к покорности. Так волк смотрит на молодого оленя, которого уже не может догнать, на теплое еще мясо, в которое невозможно вонзить выпавшие от старости клыки.

Чувствуя, как в горле поднимается горькая желчь, я толкнула дверь и бегом бросилась вниз по лестнице.

* * *

— Теперь работы будет меньше и твоя помощь, Лина, мне не понадобится, — сказала мама за ужином.

— Почему? — Поинтересовалась Анна.

Она еще ни разу не была в Логове, и потому весь оставшийся день донимала меня расспросами: