Книга Смерть под маской, страница 41 – Кэролайн Грэм

— Его там нет. Он был рядом со мной.

— То есть было темно? — уточнил Барнаби.

— Я бы сказала, темновато.

— Очень удобно, — заметил Трой.

Мэй нахмурилась.

— Не понимаю вас.

— Кто предложил выключить свет?

— Никто. Так всегда делается при сеансах медитации.

— Так что же вы увидели, когда свет снова зажгли?

— Учитель стоял рядом со своим стулом…

— Все еще на помосте? — Барнаби вновь взглянул на рисунок.

— Да. А потом он как бы соскользнул вниз со ступенек, — голос ее прервался, и губы дрогнули. — Он уже получил небесное копье прямо в грудь.

Терпение старшего инспектора было на исходе. Он взял один из полиэтиленовых пакетов и резко пододвинул его к Мэй его через стол.

— Вот это ваше копье, мисс Каттл. Это оно?

— Оно… — Она взяла пакет. Пятна крови на лезвии уже окислились до оранжевого цвета ржавчины. — Но ведь это же один из ножей с нашей кухни. — Она снова положила его на стол. — Как это?..

Долгое время она смотрела на него, наморщив лоб, а глаза выдавали замешательство. Затем ее взгляд прояснился.

— Ну разумеется. — Железная уверенность вернулась. — Мы здесь все непробужденные, инспектор. Мы стремимся, мы молимся, мы боремся за совершенство, но это долгое и трудное ученичество. Никто из нас, по всей видимости, еще не готов к осознанию божественной мудрости. Понимая это, боги, в неизреченной доброте своей, преобразовали возвышенное мистическое оружие в скромный предмет бытового назначения. В нечто такое, что даже мы, простые послушники, можем легко усвоить и понять. Я даже не сомневаюсь, что на ноже вы обнаружите кармический отпечаток пальца.

Трой фыркнул. Почти отчаявшийся Барнаби достал второй пакет.

— И это тоже из кухни?

— Да. Джанет надевает такие. У нее небольшое раздражение кожи, но оно постепенно проходит, благодаря моей специальной мази. Откуда это у вас?

— Мы обнаружили перчатку за одной из занавесок в зале.

— Как странно. Там никто не мог мыть посуду.

Принимая во внимание ее соображения насчет мистического оружия, указывать на то, что тут явно существует определенная связь, не имело смысла.

— Вы не видели, подходил ли кто-нибудь к окну?

Мэй покачала головой.

— И эти путешествия, они всегда оборачиваются такой драмой?

— Временами. Однажды меня настигла черная смерть, и я орала, как ненормальная. А в следующий раз был довольно игривый разговор с Генрихом Восьмым. Заранее никогда не знаешь, что тебя ждет.

«Хороший был вопрос, — подумал Трой. — Очень хитрый. Ведь если кто-то знал заранее, что может быть какой-то драматический отвлекающий момент…» И немедленно спросил:

— Был ли кто-то, кому незнаком сей процесс?

— Да, конечно. Мистер и миссис Гэмлин, наши гости. («Гэмлин! — подумал Барнаби. — Так вот кто это».) Они приехали на день рождения своей дочери. Бедное дитя.

Ее манера говорить бесила Троя. Еще бы! Зеленый бархат травки на ипподроме. Врожденный дар приказывать и управлять другими. Или просто уверенность, что они имеют на это право. С таким аристократическим выговором даже псих может сойти за нормального человека. Но коли убил, то тут не отвертишься!

Барнаби расспрашивал об иерархии общины и о том, к кому теперь перейдут бразды правления.

— Мы здесь все равны, инспектор, хотя, как и во всех подобных группах, полагаю, вы обнаружите естественную иерархию.

Барнаби кивнул, думая про себя, что люди, которые произносят эту фразу, редко причисляют себя к тем, кто внизу пирамиды.

— Я здесь дольше всех, и, думаю, вы можете назвать меня казначеем. Я занимаюсь всеми закупками — от соевых бобов до сена для Калипсо. И бухгалтерией. Еще мне дано право подписи чеков. — Она продолжила перечислять других членов коммуны, порядок их появления здесь и продолжительность пребывания.

— А этот юноша? — Барнаби кивнул в сторону двери. Стенаний уже не было слышно.

— Тим? О, его… нашли, — она казалась смущенной. — Я не знаю всех подробностей. Арно никогда мне об этом не рассказывал. Он очень сильно расстроился, когда я спросила об этом во второй раз. Однажды они с Учителем просто привезли Тима сюда. Как же он это переживет… бедный мальчик. Учитель был для него всем, был смыслом его жизни. Я боюсь за него. — Она встала. — Если на этом всё, могу я идти? Я хочу увидеть…

— И последний вопрос, — сказал старший инспектор. — Кто-нибудь переодевался после случившегося?

После того как она ответила отрицательно и была отпущена с миром, трое мужчин обменялись озадаченными взглядами. Барнаби обронил:

— Сено для Калипсо?

— Они здесь все вегетарианцы, сэр, — сказал молодой констебль.

— Ты записал все, что она говорила, дружище? — спросил Трой.

— Нет, конечно, сержант, — ответил тот и начал заливаться краской. У него были несуразно пушистые усы, похожие на утиные перышки. — Только самые важные детали.

— У них было достаточно времени, чтобы обсудить тут все до того, как приехала патрульная машина, шеф. Этот мистический бред станет их общей версией.

— Сомневаюсь. Все не могут быть такими же шизиками, как эта.

Раздался стук, и в комнату вошла женщина с длинными седыми волосами, а следом мужчина с лихими усами. Они сняли головные повязки и надели на лица одинаково скорбные, траурные выражения. Глаза, однако, светились живейшим интересом. Она держала поднос с тремя чашками, а он тарелку, которая легко бы поместилась на подносе.

— Мы думали, вам надо подкрепиться…

— Желудевый кофе…

— Отличный заменитель натурального, я вас уверяю.

— И немного торта.

Барнаби, взяв чашку, спросил их имена. А потом сказал:

— Ну, раз уж вы здесь, не возражаете ответить на несколько вопросов касательно убийства господина Крейги? — он намеренно употребил именно это слово, чтобы они понимали, о чем пойдет речь.

Видимо, весь маневр с угощением был рассчитан на такой поворот, потому что оба немедленно уселись рядышком. Кен начал первым:

— Вы не можете называть это убийством. — И любезно добавил: — Во всяком случае, в том смысле, как его трактуют непосвященные.

— У этого слова лишь одно значение, мистер Биверс. Насильственное отнятие человеческой жизни. Вы можете обернуть это в любой сказочный фантик, какой захотите. Но это убийство.

На снисходительное покачивание головами, выражавшие полное несогласие, Барнаби отреагировал тем, что придвинул к ним карандаши и бумагу, велев изобразить всех на схеме. Он добавил: