Онлайн книга «Девчонки, я приехал!»
Девушки посмотрели друг на друга и прыснули. — Когда я сказала Серёже про собрание, он велел, чтобы я никого не слушала и ни с кем не спорила. — Правильно он сказал, — одобрила Мирра. — Не знаешь, когда он приедет? — Нет. Он говорит — сейчас самое ответственное время. — Чем он всё же занимается, а? — Я не знаю, — сказала Надинька. — И не догадываешься? Надинька помолчала. — Догадываюсь, — сказала она наконец. — Но так… довольно смутно. — Хорошо бы он приехал, — мечтательно проговорила Мирра. — Пришёл на наш факультет и дал лекцию! А Колька чтоб сидел в первом ряду и глазами хлопал!.. — Как ты думаешь, на меня заведут персональное дело? «Персональное дело» звучало почти так же страшно, как «враг народа», и голос у Надиньки немного дрогнул. — Вот если Серёжа приедет и даст лекцию, никто ничего не заведёт! — Мирка, не станет он давать никакую лекцию! — Тогда не знаю. Надинька остановилась. — Правда? — с испугом спросила она. — Могут завести? — Они всё могут, — сказала Мирра. — Но к тебе трудно всерьёз привязаться. — Она понизила голос. — И год сейчас пятьдесят седьмой, а не тридцать седьмой… Но всё же хорошо было бы, если бы Серёжа приехал… Дома Надинька застала разор и разгром. Вещи были увязаны в узлы, мамин портрет пропал со стены, рояль накрыт чехлом, к двери выставлены калоши и боты. — За обувь ещё не принималась, — озабоченно сказала Агаша. — Что такая бледная? — Меня пробирали на комсомольском собрании. — Батюшки-светы! За что же? — За тебя и за доктора. Что я живу с прислугой, то есть с тобой, и прописала доктора, а он бывший шпион. Агаша трижды перекрестилась, не удержалась. — Это кто ж такое удумал?! — Колька! Помнишь, я тебе рассказывала? Он меня провожал, когда мы с доктором встретились на дачной дороге! Помнишь? — Как с доктором встретились, помню, а Кольку не помню. Сядь и поешь. Вон под подушкой кастрюлька, я котлет накрутила. — И ещё за Серёжу! — продолжала Надинька, распаляясь. — Я вышла замуж, а коллектив не знает за кого. — Так ведь никто не знает, — вставила Агаша. — Бог с ним, с коллективом, я тоже не знаю!.. — Агаша! — Молчу, молчу… Надинька немного посидела возле рояля, раздумывая, а потом вскочила и побежала в коридор. Там ей попалась бабуся Колпакова. — Съезжаете? — осведомилась она довольно мрачно. — Ну-ну. — Алё, междугородняя! — прокричала Надинька в телефон. — Дайте Ленинград, срочный! — Все линии заняты, ждите, — проквакала междугородняя. Надинька вернулась к себе. Агаша на подоконнике приготовила ей прибор и тарелку. — Сядь и поешь! — Я его попрошу, — словно поклялась сама себе Надинька. — И он приедет. Хоть на один денёк!.. Агаша вздохнула. — Ты мне лучше скажи, куда мы с места поднимаемся, — заговорила она, завязывая в серую простыню своё и Надинькино зимние пальто, — ведь ничего ж не знаем, не ведаем! Какая квартира, где? Мы её даже не видали! — Серёжа сказал, обыкновенная, хорошая квартира. — Серёжа сказал! — передразнила Агаша. — Откуда он знает, хорошая или нет? Может, там кухни нет, готовить негде? Или соседей семнадцать семей? — Агаша, я тебе сто раз говорила — квартира отдельная. — Да за что ему такие почести — отдельная квартира?! — Большой специалист, квалифицированный инженер. — Приехал бы да помог нам с переездом специалист твой! Хоть самую малость! — Он за нами машину пришлёт. Он обещал. — Машину ещё какую-то, — пробормотала Агаша. — И съезжать принялись зачем-то!.. Чем нам тут плохо? — Нам не плохо, но Серёжа сказал, что к Новому году вернётся на работу в Москву, а мы к тому времени уже устроимся на новой квартире. — Вот бы так-то вышло. — Так и выйдет. В дверь заколотили. — Надька! — закричал Федот Ващук. — Открывай! Надинька вскочила, побежала и распахнула дверь. — Принимай! — торжественно объявил Федот и показал рукой куда-то вниз. — Сам сработал!.. Надинька посмотрела, и Агаша подошла и тоже стала смотреть. На полу стоял сундук, довольно высокий, до колен примерно. Сундук был светлого дерева, полированный, с медными уголками — роскошный. — Во, гляди, гляди! — Федот откинул крышку. Внутри оказались два отделения: одно обито стёганым войлоком, а другое гладкое, деревянное. — Это, стало быть, для посуды, — продолжал Федот, указывая на войлок, — а то для чего хошь! Хошь книжек своих напихаешь, хошь барахлишко! — Красота-то какая, — вымолвила Агаша. — Загляденье. Федот засмущался. — Это вам к переезду. Надинька кинулась обнимать его. От него крепко пахло махоркой, самогоном и чесноком. — Спасибо вам, Федот! Вот спасибо! — Да чего там! Главное, не забывай нас, дочка. Хоть навещать приходи. — Буду! Буду приходить, Федот!.. Он затащил сундук в комнату, покосился на зачехлённый рояль, крякнул и вышел. — Вот как тебя все любят, — вымолвила Агаша. — За что? — сама у себя спросила Надинька. — Раньше мне казалось, что они нас ненавидят… Агаша покачала головой. — Жизнь у людей тяжёлая, Надинька. Иной раз хочется улыбаться да радоваться, а не получается. Вон Федот. Инвалидом на фронте стал, победителем домой вернулся. Теперь вот горькую пьёт — работать как следует не может, лучшие свои годы войне отдал. С чего ему нас любить-то, за какие такие заслуги? А вот полюбил… Или доктор наш! Десять лет по лагерям и поселениям мыкался ни за что ни про что, жену и детей потерял, один как перст на свете остался. А ничего — к нам притулился, в больнице служит, живёт! Ещё небось скучать без нас будет, хотя мы ему комнату освобождаем! — И мы будем скучать, — отозвалась Надинька. — И приезжать будем, и гостить! Правда, Агаша? — Светлая у тебя душа, — сказала нянька. — Вот за душу-то тебя и любят. — Ну тебя, Агаша. — Ты глянь-ка сюда. Надинька доела котлету, стрельнула в сторону Агаши глазами и мгновенно вылизала тарелку — так было вкусно, и так хотелось ещё. Но больше не было. |