Онлайн книга «Пыль грез. Том 1»
|
Но пришел последний сезон, а с ним последняя охота, последняя ночь песен у костра. На следующий год здесь уже никого не было – только ветер носился над полуразделанными тушами, что сохли в провале и становились тугими, как кожа, да цветы пробивались там, где раньше скапливалась кровь. Оплакивал ли ветер их уход молчаливой песней? Или ждал в ужасе первых испуганных криков забиваемых зверей – и не дожидался? Грезила ли земля о топоте тысяч копыт и мягких лап тенагов? Жаждала ли того, что их останки удобрят почву для ее детей? Или наступившая тишина стала долгожданным успокоением для ее измученной кожи? Бывали сезоны, когда стада приходили позже. А потом, постепенно, стада перестали приходить совсем. Имассы познали голод. Изнуренные и отчаявшиеся, они отправились в новые земли на поиски пропитания. Обряд Телланна избавил имассов от естественной и неизбежной кончины, а заодно и от заслуженных последствий собственной расточительности и недальновидности. Интересно, не найдутся ли среди верхнего слоя костей скелеты имассов? Тех немногих, что пришли сюда поживиться останками прошлогодней охоты – найти на обглоданных тушах засохшие полоски мяса и шкуры, пожевать тягучие копыта. Падали ли они на колени в беспомощности и смятении? Взывала ли пустота в их животе к пустому ветру снаружи, осознавая, что обе эти пустоты суть одно? Если бы не Обряд, имассы познали бы истинное раскаяние – не как призрачное ощущение, а как неутомимого охотника, который преследует тебя до последнего вздоха. И это, считал Тлен, было бы справедливо. – В небе кружат стервятники, – произнес баргаст, шедший рядом. Тлен поморщился. – Да, Бакал, мы почти на месте. – Значит, здесь трупы. Все так, как ты говорил. – Воин-сэнан помолчал. – Однако наши поплечники ничего не почувствовали. Ты не нашей крови, Онос Т’лэнн, как ты узнал? Вечно это подозрение, никуда оно не делось. Оценивающее, настороженное отношение к чужаку, который должен повести могучих Белолицых на праведную, да что там – святую – войну. – Всему приходит конец, Бакал. Но если знаешь, куда смотреть и как видеть, то понимаешь, что конец не всегда бывает окончательным. И пустота воет, словно раненый зверь. Бакал недоверчиво хмыкнул. – Каждый предсмертный вопль когда-нибудь затихает, и остается только тишина. Отзвуков, о которых ты говоришь, не бывает. – В твоих словах убежденность глухого, который настаивает, будто если он чего-то не слышит, то этого нет. Такие мысли, Бакал, заведут тебя в тупик. – Тлен наконец посмотрел на сэнана. – Когда же вы поймете, что мир не подчиняется вашей воле? – Я спросил, откуда ты узнал, – произнес Бакал, багровея, – а ты отвечаешь оскорблениями? – Занятно, что ты считаешь это оскорблением, – заметил Тлен. – Нас оскорбляет твоя трусость, вождь. – Я не принял вызов Риггиса и твой, Бакал, тоже не приму. Ни твой, ни чей бы то ни было еще… пока не вернемся в лагерь. – А когда вернемся? Сотня воинов будет драться за право пролить твою кровь. Да что там сотня – тысяча! И ты думаешь, что сможешь выстоять? Тлен помолчал. – Бакал, а ты видел меня в бою? Воин обнажил подпиленные зубы. – Да никто не видел! И ты снова уходишь от ответа! Еще сотня недовольных сэнанов ловила каждое слово их разговора. Тлен не стал оборачиваться. Он не в силах был оторвать взгляд от провала. Можно было бы достать меч, состроить грозное лицо, напугать их криками. Можно было бы погнать их вперед с воплями, глядя, как они мечутся между старинными турами и неосознанно попадают на нужный путь… …А потом падают с обрыва. Испуганные крики, болезненные стоны, хруст костей и грохот падающих тел – какое нагромождение звуков! – Разрешишь задать вопрос, Бакал? – Ну давай, спрашивай – и услышишь, как баргасты умеют отвечать прямо! – Могут ли сэнаны позволить себе потерять тысячу воинов? Бакал только фыркнул. – Вправе ли Военный вождь Белолицых лишить тысячу своих воинов жизни, лишь бы что-то кому-то доказать? – Ты и с одним не справишься, не то что с тысячей! Тлен кивнул. – Вот видишь, Бакал, как трудно отвечать на вопросы? Он обошел провал по краю и стал спускаться в долину по пологому склону. Будь животные поумнее, они бы тоже воспользовались этим путем, но их гнал страх. Страх ослепляет и оглушает. Страх ведет к обрыву. Страх толкает вниз, к верной гибели. Смотрите, мои воины, как я побегу. Вот только боюсь я не вас. Что, впрочем, неважно, поскольку, видите ли, обрыву все равно. – Кто-нибудь знает, как зовется это треклятое племя? – спросил скипетр Иркуллас. Разведчик наморщил лоб. – Торговцы говорят, что это нит’риталы. Их можно узнать по синей полосе поверх белой краски. Предводитель акриннаев пошевелился в седле, разминая затекшую поясницу. Он так надеялся, что наступили спокойные времена – и тут на́ тебе, война! Неужели он не заслужил покоя? Ему всего лишь хотелось тихо жить в своем клане да играть с внуками в медведя: рычать, пока она с визгом карабкаются на него и тычут кожаными ножичками, куда достанут, потом долго и с наслаждением корчиться в агонии, а когда ребятишки успокоятся и решат, что гигантский зверь повержен – вдруг резко дернуться и со смехом смотреть, как они в страхе разбегаются, оставляя его приходить в себя. Духи верхние и нижние, Иркуллас заслужил хоть немного пожить в мире. Но нет, вместо этого… – Сколько, говоришь, вы видели юрт? В последнее время его память напоминала прохудившийся бурдюк. – Шесть тысяч, скипетр, может, семь. Иркуллас хмыкнул. – Неудивительно, что за месяц они сожрали половину стада уведенных бхедеринов. – Он почесал седую щетину на подбородке, прикидывая в уме. – Выходит двадцать тысяч душ. Верный подсчет, как считаешь? – Мы наткнулись на след крупного отряда, который ушел на восток где-то день назад. – Ага, значит, бойцов стало еще меньше… След, говоришь? Баргасты что-то совсем расслабились. – Скорее расхрабрились, скипетр. Все-таки они уже убили несколько сотен акриннаев… – Невооруженных и беззащитных торговцев! И от этого они так задрали нос? Что ж, пришло время им схлестнуться с настоящим акриннайским войском, с потомками воинов, которые сокрушили пришельцев-оул’данов, летери и д’рхасилани! – Иркуллас подобрал поводья и повернулся к своему второму командующему. – Гават, пускай крылья в кентер. Как только их караул нас заметит, трубите Сбор. Завидев лагерь, нападаем. |