Книга Дело всей жизни. Книга вторая, страница 5 – Ульяна Громова

— Хотелось как привык. Думал, будет легче, — я усмехнулся и встал рядом.

— Бывает, конечно, что лечат зуб, когда болит живот, но не бывает, чтобы это помогло животу, — заметил Макс.

— А как же «поместить в привычную обстановку»?

— Жирная роспись в непрофессионализме.

— А как надо было?

— А надо было как внутри, так и снаружи.

— То есть в ад? — хмыкнул я.

Макс ответил просто:

— Значит, в ад. Ты в компьютерные игры играл?

— Было дело в далеком детстве.

— Раз ты родился в России, значит, выбрал сложный уровень.

— И что же мне делать?

Воедино пока ничего не связывалось, раздрай в душе мешал думать логически. Мне нужен был толчок, направление пинком.

— А чего хочется?

Я хмыкнул.

— Мне всегда хочется только одного — трахаться.

— Так трахайся, — просто ответил Макс.

— Это твоя профессиональная рекомендация? — усмехнулся я.

— А ты думал, я тебе член бантиком перевяжу и в музей пылиться отправлю? Хочешь трахаться — трахайся, но делай это от души, на полную катушку. — Я недоверчиво посмотрел на гостя. Он даже не повернулся, так и стоял перед окном и смотрел на город, но лёгкая ухмылка дала знать, что мой взгляд и недоумение не остались незамеченными. — Я тебе не ты, чтобы запрещать что-то. Как твой внутренний голос, подсказываю: забудь про эту пустую фишку со льдом — это уже не сработает. И если трахаешься — делай это с ощущением, что перебрал, — Максим повернулся и посмотрел на меня внимательно. — Понял, парень? От секса тебя должно скручивать тяжёлое похмелье.

— А похмеляться надо?

— Я тебе больше скажу — уходи в глубокий запой.

Джейк сказал сойти с ума.

— Смерти моей хочешь? — иронизировал я с горькой усмешкой.

— Ты когда пацаном был, кем стать хотел?

— Байкером, — помолчав, вспомнил подростковые забавы. — А ещё думал назло родителям стать ресторанным певцом.

— И что тебе мешает? — вздёрнул бровь Макс, повернувшись ко мне всем телом и глядя на меня с искренним интересом. Я растерялся. — Ты подчинил жизнь поиску решения проблемы, которую этим же и подпитываешь. Всё остальное для тебя перестало иметь значение, так, Ник? — он смотрел с ироничной улыбкой. Как на идиота, который с пеной у рта доказывал, что прав.

— Хочешь сказать, я всю жизнь занимаюсь не тем? — прищурился, уже понимая, что он в чём-то прав.

— Один математик потратил пятнадцать лет, чтобы вычислить семьсот семь знаков после числа «Пи», а вскоре появился компьютер и вычислил их за сорок секунд, — заявил Максим.

— Ты и есть тот компьютер? — уточнил я.

— Я драйвер…

***

В этот поздний вечер мы долго разговаривали. Максима интересовали исследования мозга, а меня он сам. Когда проводил гостя, налил кофе, устроился в кресле напротив панорамного окна с видом на Москву-реку, включил ноутбук и открыл онлайновые версии американской прессы.

«Последний полёт “Голубя”»

«Бери выше!»

«Смертельный взлёт!»

Заголовки и статьи крупных СМИ не отличались оригинальностью, но успокоили уверенностью в моей гибели: «…ведётся следствие…», «…по просьбе отца трагически погибшего дата и место захоронения не разглашается…», «…предварительная версия — неисправность двигателя…», «…оглашение завещания состоится…»

В глянцевое озеро бросили глубинную бомбу, осталось ждать произведённого эффекта. Я уже собрался закрыть новостные страницы, когда внимание привлекла колонка «Ещё на эту тему»: «Проклятый наследник. Самолёт летит в Россию».

«…бизнесмен мирового уровня заслуживает большего внимания к своей персоне хотя бы после смерти. Никита Соломат никогда не был медийным лицом и вышел из тени буквально за несколько дней до трагической гибели. Не прошло и суток, как движение миллиардера подхватила вся Америка. “Бери выше” — теперь не просто слова, это символ веры в себя и будущие достижения, это веяние нового времени, второе дыхание великой американской мечты! Русский олигарх стал новым символом Соединённых Штатов!

Но что мы о нём знаем? Какая связь между стремительным расцветом империи Соломатов и нашумевшей почти тридцать лет назад историей о краже ‘ока’ ягуара и убийстве шамана племени майорунов в Южной Америке? Кровавое наследство и проклятый наследник.

Следите за журналистским расследованием!

Бродяга, внештатный корреспондент».

Сердце внезапно сдавило, боль толкнулась в спину и отняла руку, скрутилась узлом под рёбрами. Я лёг на диван. Стало хуже — теперь не хватало воздуха. Я завалился на бок и сжал грудь, закрывая глаза…

***

Две недели прошли как в тумане. Я горел в агонии, бросался на стены, разбивал руки в кровь, снова и снова окунался в тёмную бездну и звал Несси. Сны больше походили на бред, реальность не сильно отставала. Смутно помнил, что мне звонил отец и Макс, какие-то обрывки фраз, много виски из ресторана — пустые бутылки из-под «Макалана» двадцатипятилетней выдержки разных объемов стояли на столе Манхэттенскими небоскрёбами. Я пил и забывался, и беспрерывно на автоповторе прокручивал видео с Несси.

«Getac» и этим утром разбудил меня её голосом:

— Я боюсь в нём не сгореть вместе с принцем…

— Не каждый огонь обжигает… — прохрипел сухим голосом, проведя раскрытой пятернёй по её изображению ото лба до губ. — Люблю тебя, моя Несси…

Я будто вышел из комы. Состояние было таким же: дикая слабость, головокружение, невыносимая усталость и глухая пустота внутри. Я ощущал острую потребность в горячем бульоне или стакане холодного молока. Душ освежил, но запах перегара сбивал с ног. Я оброс неопрятной бородой, волосы и ногти тоже отросли. Сильно похудел и осунулся и не мог вспомнить, что и когда последний раз ел.

В душе будто что-то выболело, выгорело и осыпалось пеплом на самое дно. Он ещё обжигал, но я уже чувствовал, что могу жить. Будто сообщающийся сосуд стал наполняться, и мне больше не надо давать сто процентов себя.

Айфон нашёл не сразу — он завалился между диванными подушками. Позвонил в ресторан, а когда, наконец, наелся и немного навёл порядок в голове, лёг на постель и позвонил Максу. Он ответил сразу, будто ждал звонка:

— Жив?

— Жив.

— Перерыв?

— Возрождение.

Скрутился эмбрионом под лёгким тёплым одеялом и провалился в сон без сновидений.

***

США, Нью-Йорк

Кто-то держит меня на руках. Крепко обнимает. Я чувствую это и не чувствую одновременно — тело отмечает чужое присутствие, но не спешит реагировать. Я застыла оплавленной бесформенной массой.