Книга Внучка бабы Яги, страница 42 – Татьяна Коростышевская

— Я устала, — тихонько заныла я. — Что ж теперь, все время ходить, будто оглоблю проглотила?

— Потерпишь, — сказала, как отрезала. — Красота жертв требует.

Вот на все у бабы готовый ответ припасен! Жизнь-то у нее какая легкая! Думать ни о чем не надо — на все готовое решение: красота — оружие, благолепие требует жертв, баба должна быть пригожей. Все. На большее Инессиной мудрости не хватит, но ей и того в избытке.

Мучительница стояла у двери подбоченясь. Мне ничего не оставалось, как вытянуться в струнку и ожидать, пока она наконец-то покинет помещение. А там поглядим, как время коротать.

А потом в горнице я осталась совсем одна и с удивлением поняла, что спать совсем не хочется. А хочется посмотреть на себя и самой составить мнение о новом обличье. Я ринулась в смежную горенку, где, как я помнила, было зеркало. Точно — было, я же еще утром на себя любовалась. На свои синяки подглазные да губы заветренные.

Утром… А кажись, с десяток лет с того времени пролетело, столько всего сталось…

Только вот сейчас глухая стена была пуста. Лишь чуть более темный тон покрытия указывал место, где раньше висело зеркало. Ёжкин кот, что ж у меня ничего как надо не получается?! Я топнула ногой в расстройстве и замерла. А интересно, стены-то в тереме княжеском из чего делают? На какой такой материал все эти штукатурки пестроцветные прилаживают? Небось прямо на дранку. А то как еще объяснить, почему это в убиральне звукозащиты никакой нет? За стеной явно шла какая-то беседа, отголоски которой доносились сюда. Я приложила ухо к стене. Слышимость была просто великолепной. Ленивые интонации одного из собеседников заставили мое сердце тревожно биться. В двух шагах от меня, в соседней комнате, находился Влад. А второй голос был женским. Я вся обратилась в слух. Беседа велась на современном франкском наречии, которое я понимать понимала, но сказать что-нибудь не решилась бы. Иравари говорила, что у меня для этого говорения речевой аппарат не приспособлен. Ну вроде мягкости ротовой недостает. Собеседница Влада, видно, этой мягкостью обладала в избытке. Любо-дорого было вслушиваться в гортанные переливы чужого языка. Слова лились потоком, вот только в выражениях барыня ни капельки не стеснялась.

— И вы предпочли мне какую-то уличную моську! — донеслось до меня.

— Эта бродяжка обладает тем несомненным достоинством, коего вы, мадемуазель, лишены, — процедил господарь. — Адюльтер графа Воронова с вами…

— Вы подослали шпионов, — ахнула барынька, — рылись в грязном белье, подсматривали в моем будуаре!

— О, для меня это было бы слишком сложно, — хмыкнул Влад. — Я всего лишь заплатил вашему возлюбленному.

— Этого не может быть! — донесся до меня растерянный лепет. — Граф — благороднейший человек. Он предложил мне руку и сердце.

— Ну с сердцем вы разберетесь сами. А рука достопочтенного вельможи находится в распоряжении его супруги.

— Вы подлец! — завизжала женщина.

— А вы, мадемуазель, шлюха, — припечатал князь. — Теперь, когда я полностью уверен, что вы не сможете пересечь границу Заповедной пущи, наш договор теряет силу. Вы свободны, сударыня.

— Без меня вы никогда не найдете путь!

— О, не преувеличивайте свою незаменимость, мадемуазель. Дюжина моих теней обшаривает территорию в поисках входа, так что нахождение оного всего лишь вопрос времени.

И тут их милая беседа неожиданно для меня прервалась — в соседнюю горенку вошел еще кто-то.

— Все готово, Инесса? — перешел князь на рутенский. — Ты все исполнила в точности?

Инесса была тиха и немногословна. О чем она поведала Владу, осталось для меня загадкой. Но звон монет и угодливое бормотание, донесшееся до меня, указывало на то, что кудесница получила плату и вознаграждением осталась довольна.

— Прощайте, мадемуазель, — повысил голос Влад. — Надеюсь, больше не увидимся. Михай обеспечит вас лошадьми, так что и вы, и ваша свита ни в чем не будете нуждаться.

Князь покинул комнату, через стену я слышала плач и стенания несчастной горемыки. Франкскую бабу мне было жалко прямо до слез. Чего она там с этим графом накрутила — ее дело, да только не по-людски это — любовью попрекать. Я часто дышала и до боли закусывала губы, пытаясь не разреветься. Голос валашского господаря вернул меня к действительности:

— Выходи, не прячься, птица-синица.

Ёжкин кот! Я лихорадочно попыталась расправить складки своего нового облачения. Зернистые гарусинки, которыми неизвестная швея украсила пояс тесного платья, нещадно обдирали пальцы. Я зашипела от боли, и в этот момент в убиральню вошел Влад.

— Помочь? — спросил глумливо. — Сама-то небось с застежками не справляешься?

Я вздернула подбородок:

— Стучать надобно, когда в такие места заходишь. А то увидал бы чего лишнее.

Я попыталась обойти препятствие, семеня и путаясь в многослойном подоле платья.

— Может, я и хотел увидеть, — отступил князь, пропуская меня в горницу.

Его оценивающий взгляд жег мою спину. Я устроилась на ажурном табурете, расправив юбку и сложив руки на коленях.

— Посмотрел? Доволен, как меня обрядили?

— Да, — просто кивнул господарь, — тебе к лицу.

— А зеркало куда подевалось? Я тоже поглядеть хочу.

— Зеркало? — хохотнул князь. — Я через него тебя на постоялом дворе отыскал. Теперь от него одни осколочки и остались.

— Никогда не слыхала, чтоб таким манером перемещались, — заинтересовалась я. — Твой ход — это что-то вроде тропы лешачьей?

— Нет, — устроился Влад на другом табурете и опустил локти на столешницу. — Это называется «лабиринт отражений». Для адептов воды — вполне естественный способ путешествий.

— А в Элорию ты так сможешь тропку перекинуть? — решила я уточнить на всякий случай.

— К сожалению, нет, — погрустнел князь. — В тамошнем Квадрилиуме я персона нон грата, а мне нужно, чтоб с той стороны был кто-то, чья личная вещь у меня есть.

— Так вот, значит, для чего ты ленту мою умыкнул, — прозрела я. — Значит, стащил, когда косу мне расчесывал, а потом на меня свой зеркальный путь проложил!

— Каюсь, — в притворном смущении тряхнул волосами злыдень. — Но ведь здорово получилось? Ты удивилась?

— И не только я. — Мой голос предательски дрогнул.

— Михай рассказал мне о том, что произошло с Кляйнерманном, — сочувственно проговорил Влад. — Можешь не верить, но мне очень жаль.

Я шмыгнула носом.

— Ты только не плачь, — предостерегающе поднял руку собеседник. — Не могу женские слезы переносить.

— Я и не собиралась, — всхлипнула я. — Еще чего не хватало…

Князь неожиданно вскочил на ноги.

— Знаю, чем тебя отвлечь!