Книга Что упало, то пропало, страница 31 – Сабин Дюран

Поток на дороге поредел. По другой стороне улицы с шумом проехала уборочная машина.

– Или у вас люди? – спросила Эйлса.

Ее взгляд остановился на пятне ржавчины у меня на груди, потом переместился к уголку моего рта. Я дотронулась до него, не успев себя остановить, и почувствовала там что-то липкое, крошки тоста.

– Люди?

Я пыталась понять смысл ее слов. Она же знает, что люди, которые жили в моем доме, или мертвы, или уехали.

Она ждала, теребя ленты, свисавшие с ворота ее платья.

– Нет, – ответила я, наконец, догадавшись, о чем она. – Я… – Я покачала головой. – Тут никого кроме меня.

– Верити! – Эйлса смотрела мне прямо в глаза, в мои маленькие суровые глаза, а ее нога стояла на одном из ящиков с журналами. – Верити, пожалуйста, позвольте мне войти.

Что-то поднялось из глубин моей груди, дошло до задней стенки горла и к носу, и я поняла, что мне не справиться, это было сильнее меня, и это было ужасно.

– Просто позвольте мне войти, – не отступала она. – Верити. Время пришло. Все будет в порядке.

Она забрала ключ у меня из руки, вставила в замок и повернула. Внезапно я почувствовала себя бессильной и опустошенной. Казалось, что теперь сила и энергия исходят только от Эйлсы. Она открыла дверь максимально широко – на самом деле совсем чуть-чуть, дальше дверь не шла, и проскользнула внутрь.

У меня не было выбора, кроме как последовать за ней.

Вначале я наклонилась, чтобы поговорить с Моди, которая прыгала вокруг. Я попыталась ее успокоить, хотя очевидно, что таким образом пыталась успокоиться сама.

Иногда, когда дверь на улицу закрыта, дом кажется очень тихим. Теперь же тишины не было: что-то перемещалось, шуршало, грохотало и стонало внутри стен, балки скрипели. Эйлса не произнесла ни слова.

– Когда я говорила про неподходящее время, я имела в виду, что занимаюсь уборкой, – с трудом выдавила я из себя.

– Ох, Верити!

Эйлса так и не сдвинулась с места, ее взгляд блуждал от пола до самого потолка, с места на место, на мгновение где-то замирал, потом шел дальше. Я поймала себя на том, что мысленно составляю список. Сперва груда бумаг сбоку от половика, состоящая из рекламных листовок, бесплатных журналов и рукописных объявлений о пропаже котов. Затем пачка конвертов и ждущие отправки на переработку пустые картонные коробки, в которых приходили заказы с Amazon. Куча писем, которые я еще не открывала, и куча писем, которые прочла. Последние ждали, когда я перенесу их в гостиную, чтобы рассортировать по папкам или ответить. А еще различная бытовая техника, для которой я пока не нашла места. И гора разнообразных коробок, в которых лежали вещи, слишком нужные, чтобы их выбросить. И пакеты, в содержимом которых я уверена не была. Некоторые груды доходили до потолка, а у низа лестницы лежали мои последние находки, включая две большие рамы для картин из Ikea и пылесос марки Henry со сломанной насадкой, а также вчерашние трофеи: металлический складной садовый стул, утюг, пять меламиновых тарелок с изображением подсолнухов и старый детский оловянный глобус.

Я видела, как Эйлса вытягивает шею, и поняла, что она хочет заглянуть на лестницу.

– Книги, – сказала я. – Место на полках закончилось. Ступеньки очень подходят для книг.

Она прикрыла рот рукой.

– Да, все немного вышло из-под контроля. Я все подзапустила.

– Ох, Верити, – снова сказала Эйлса.

Я чувствовала, как вверх по шее поднимается жар. Мне захотелось упасть на пол, спрятать лицо между двумя ближайшими пакетами и оставаться там, пока она не уйдет. Но я могла только стоять рядом с ней, в окружении всех этих вещей.

– Дело в том, что мне нужно немного времени, а как вы знаете, я сейчас очень занята. Я с трудом успеваю с работой для Оксфордского словаря.

Я рассмеялась, попыталась. Эйлса стояла неподвижно.

– А как вы вообще дошли до этого? – спросила она, наконец.

Я снова попыталась рассмеяться. Если получится все превратить в шутку, то будет не так плохо.

– Ну, все просто накапливалось.

– Что это за вещи? Откуда они все взялись?

– Накопились за мою жизнь.

Эйлса наклонилась и заглянула в одну из коробок. На лице у нее отразилось потрясение.

– В смысле… Вот это… Зачем?

– Пластиковые стаканчики всегда могут пригодиться.

Эйлса отодвинула коробку в сторону и подхватила что-то еще одним пальцем, словно не хотела испачкать руки.

– Это хороший дуршлаг. – Я забрала его у Эйлсы и прижала к груди. – Качественный. Теперь их делают из пластика, и ручки гнутся, когда выливаешь в них кипяток. А этот эмалированный. – Я постучала по нему, еще крепче прижимая к себе. – Прочный и надежный. Кто-то его выбросил, а я терпеть не могу, когда выбрасывают хорошие вещи.

– Но он старый. И грязный, – заметила Эйлса.

– Его просто нужно почистить металлической мочалкой.

– Но почему он лежит здесь в прихожей? Если он вам нужен, то храните его в кухне. – Она порылась еще в одной коробке. – А это что такое, Верити? Это старый кран… Шланг… Что это?

– Шланг прикрепляется к крану в ванной, чтобы мыть голову.

– А это?

– Крышки радиатора.

– Зачем вы все это храните? Большая часть этих вещей – просто мусор.

– Это не мусор. Для большинства найдется место и применение – они могут пригодиться. Мне лишь нужно разобрать пространство для шкафа найти, куда все это сложить.

Я с силой швырнула дуршлаг в коробку. Я хотела, чтобы Эйлса немедленно ушла. Два шага, поворот на сто восемьдесят градусов – и она за дверью. Если я положу руки ей на плечи, то смогу подтолкнуть в нужном направлении.

И Эйлса сделала два шага, но не к выходу. Боком – в этом не было необходимости, она сделала это показательно, – она стала пробираться между кучами в направлении гостиной, положила руку на ручку двери, и я поняла, что не смогла бы ее остановить, даже если бы стояла рядом. Эйлса толкнула дверь – она слегка приоткрылась – и просунула голову в щель.

Иногда мне кажется, что я вижу комнату такой, какой она была раньше – скелет, скрытый под распухшей плотью: два кресла с велюровой обивкой в цветочек и такой же диван с подушками, камин с изразцами и зеркало над ним, два небольших столика, один из них круглый, настольные лампы под абажурами с бахромой и у окна – письменный стол со стулом. Когда Эйлса заглянула в комнату, мне захотелось, чтобы она видела ту же комнату, что и я. Но, судя по отвращению на лице, увидела она совсем другое. Ее внимание отвлекли другие вещи: пакеты с одеждой и груды книг, горы ручек и писем, между которыми стояли чашки с недопитым кофе, темнота, которая вызывала дискомфорт – лампы уже давно скрылись под завалами, и пыль. Я знала, что тарелки и столовые приборы лежат шаткими грудами на столе и полу, а кое-что из недавно найденной обуви и одежды свалено на стульях.