Онлайн книга «Паутина»
|
– Ну… поглядеть, что там за народ. – Там у тебя кто? Знаю лишь про Зуйка и Хаджи-Дуку. Комиссаров стал загибать пальцы: – Другие – это Приговоренный, Мазепа, Бершов, Васька Полундра, и еще три поляка из Варшавы присланы. Всех «иванов», с панами, мы считаем в девять человек. Остальные два десятка – ихние поддувалы [37], заместо лакеев прислуживают. Рядовых блатных нет, их туда не пускают, таятся. – Тридцать человек в камере? – заинтересовался статский советник. – А в других как? – В тех по восемьдесят. В тесноте и в обиде! – Сколько всего у тебя в отделении? – С утра было девятьсот сорок три. – А что за паны? Я их знаю? Точно они из «иванства»? – Самый главный у них этот… Жджарский. Налетчик из Варшавы, на нем семь убийств. Еще Рава и Пронашко. Все трое бессрочные. – У них свои поддувалы в камере или русских используют? – Свои, пятеро. Лыков отхлебнул чай, глянул старшему в глаза и спросил: – Осведомитель в «иванской» камере у тебя есть? Тот замялся. – Ну? Не темни. У меня приказ министра. Комиссаров нехотя признался: – Есть один, Прохор Чефранов. Однако он не все говорит, а только что ему выгодно. – Сделаю так, чтобы остался доволен, – похлопал себя по карману сыщик. – Давай его сюда. Придумай какой-нибудь повод и вызови. Старший сообразил быстро: – Жалоба на него была из заборной лавки. Украл, шильник, полфунта рафинада. Сей секунд! Пока старший надзиратель ходил за арестантом, Алексей Николаевич думал. Задачка трудная. У обитателей камеры несколько способов послать депешу. Все перекрыть невозможно. Не остановишь же стройку и не выгонишь со двора вольнонаемных каменщиков. Если начать их обыскивать не только на входе, но и на выходе? Бумажку можно спрятать в сапог или за подкладку – поди сыщи… Пока что версия с картонками самая правдоподобная. Но уже отослано заказчику двенадцать тысяч этих картонок. Как адресат на воле отыщет среди них ту, в которой спрятано письмо? «Иваны» и впрямь должны были ее пометить. Поехать сейчас в контору Машистова и поискать знак? Возможно, она необычного цвета или немного другого размера. Тут размышления Лыкова прервал старший надзиратель. Он завел в комнату рослого малого с угреватым лицом и бегающими слезящимися глазами. – Вот, ваше высокородие, этот Чефранов и есть. – За что сидишь? – обратился к арестанту сыщик. – Разбой, – лаконично ответил тот, разглядывая начальство. – Шесть дали? – Шесть с половиной. – Сколько осталось? – Четыре года. Сыщик и каторжник какое-то время смотрели друг другу в глаза, словно каждый хотел составить правильное мнение о собеседнике. Лыков понял, что Прохор – человек хитрый. Не то что себе на уме, а именно хитрый и умный. И с ним придется договариваться по-настоящему. – Я статский советник Лыков из Департамента полиции… – Слыхал про вас, – перебил сыщика арестант. – Где и от кого? – Да в камере, а от кого, не помню, – уклончиво ответил собеседник. – Там скучно, вот и болтают все с утра до ночи. Про ваше высокородие заходил разговор. Что вы будто бы в тюрьму угодили. «Иваны» обрадовались. А потом вдруг вас обратно выпустили, приговор отменили, и вы опять сыщик. – Верно, так и было. – Еще говорили, что вы самых, так сказать, кровожадных иной раз казните. Собственной волей, без суда. – И такое было. Чефранов сразу подобрался. До этого он стоял несколько развязно, позванивал ножными кандалами. А тут вытянулся по-военному: – Слушаю, ваше высокородие. – Ваша камера должна передать на волю письмо. В Петербурге фартовые готовят выборы «ивана ивановича». Слыхал про это? – Так точно. Лыков тоже посерьезнел: – Что именно слыхал, доложи. – Спор идет между Мезгирем и Сорокоумом, кому править. Еще Сашка Антихрист… как это? – Баллотировался? – сообразил Лыков. – Вот! Но его поймали, сейчас следствие назначено, и он, стало быть, вышел из кандидатов. Статский советник впервые услышал, что гайменник Ухов по кличке Сашка Антихрист тоже претендовал на роль главного вождя. Получалось, что Прохор – человек информированный. – В вашей камере голосование уже было? – Так точно, ваше высокородие. Поляки, знамо дело, не участвовали, а наши того… Постановили. – И кого выбрали? – Мезгиря, единогласно. Лыков обратился к Комиссарову: – Нерчинская каторга тоже за Мезгиря. Похоже, он соберет голоса всех «иванов», которые сидят сейчас за решеткой. И часть голосов тех, кто на свободе, особенно кто кормится с Горячего поля. Старший надзиратель кивнул: принял к сведению. Он давно состоял в должности, и выборы фартового атамана входили в круг его служебных интересов. Алексей Николаевич подступил к самому главному: – Давно ли прошло голосование? Бюллетень наружу уже передали? Разбойник поскреб немытую голову: – Точно сказать не могу… Разговор был неделю назад. Потом, вижу, маляву сочиняют. А что дальше – черт его матери разберет… Я же не «иван», мое дело маленькое. – Узнать можешь? Плачу двадцать пять. – Смотря что вы хотите получить, – возразил Прохор. – Как ушло письмо, если уже ушло, мне никто не скажет. Я могу разуть глаза, что-то заметить, сложить одно с другим и угадать. А могу и не угадать. Потом, вам же не только это надо. Вы хотите проследить, куда отправят маляву. Так ведь? – Так. – А это уж и вовсе мне не по чину. Сколько денег ни посулите, а выше головы не прыгнешь. – Но… – Стану интерес проявлять – лишь в подозрение попаду. И не уговаривайте, ваше высокородие: жизнь дороже. Алексей Николаевич отхлебывал чай и думал. Голосование прошло неделю назад. Этого в камере не скроешь, «иваны» обсуждали выбор в открытую, при поддувалах. Так же при всех оформили бюллетень. А дальше уже секрет. В камере, по словам Комиссарова, случайных людей нет, атаманы их оттерли. Из поддувал любой может вынести бумагу и сунуть украдкой надзирателю или вольнонаемному рабочему. Или спрятать во второе дно конфетной коробки, если трудится в переплетной мастерской. – Так, – поднялся Лыков. – Вот, держи. Это тебе «синенькая» за рассказ. |