Онлайн книга «Искатель»
|
– Сам толкал? – Не. – Откуда знаешь? – Он мне всякое рассказывал. Я не настучу. Он это знал. В глазах Трея промелькивает пылкий огонек гордости. Кел улавливает этот дух. Малой был у Брендана в любимцах, и всё в их связи было особенным. – С полицией проблемы? Уголок рта у Трея пренебрежительно дергается. – За то, что пинал уроки. Этот жирный приезжает из города и мозги засирает. – Он вам одолжение делает, ребята, – говорит Кел. – Мог заложить вас органам опеки, и вы и мама ваша огребли бы канители. А он вместо этого тратит время, приезжает и беседы с вами проводит. В следующий раз увидишь его – спасибо скажи, вежливо. Еще как-то Брендан на полицию нарывался? – Пару раз ловили за превышение. Гонялся, типа, с дружбанами. Чуть права не отняли. – Еще что-то? Трей качает головой. – А за что его не ловили? Они смотрят друг на друга. Кел предупреждает: – Я тебе сказал. Любая херня – и отбой. Трей говорит: – Иногда ворует у Норин. – И? – И еще кое-где по городу. Ничего такого крупного. Чисто поржать. – Еще что-то? – Не. Норин доло́жите? – Да она знает уже, малой, – ехидно отвечает Кел. – Но не волнуйся, не скажу я ей ничего. Как у Брендана с вашим папкой? Трей не дергается, просто смаргивает. – Плохо. – Типа? – Ссорились. – Спорили? Или физически? Трей свирепо зыркает: какого черта Кел сует в это свой нос. Кел сидит, наблюдает, не мешает молчанию длиться, пока чуйка пацана тягает его в разные стороны. – Ну, – в конце концов отвечает Трей. Лицо у него напрягается. – Часто? – Сколько-то. – Насчет чего? – Отец сказал, что Брендан паразит, захребетник. Брен ему: “На себя посмотри”. И иногда… – Подбородок у Трея дергается, но он продолжает. Свою часть сделки блюдет. – Чтоб отец не трогал мамку или нас кого-то. Когда отец бесился. – Так, – говорит Кел, оставляя эту тему, – маловероятно, что Брендан подался к отцу. Трей исторгает резкий, взрывной звук, напоминающий смех. – Ни в жисть. – Номер отцова телефона у тебя есть? Или электронный адрес? На всякий случай. – Не. – А Брендана? – Номер знаю. Кел открывает чистый листок в блокноте, передает Трею. Тот пишет старательно, крепко нажимая на ручку. Ветер снаружи все еще гуляет, громыхает дверью и протискивается в щели, студит им лодыжки. – Смартфон у него? – спрашивает Кел. – Ага. Часок с этим номером в руках – и его технари на работе знали бы всё, что у Брендана на уме. У Кела никаких таких умений нету, ничего из их программного обеспечения и, разумеется, никакого права на это. Трей возвращает блокнот. – Пытался звонить? – спрашивает Кел. За это огребает взгляд “во недоумок-то”. – Каэшн. С городского, каждый раз, как мамки нету рядом. – И? Впервые за весь день у Трея на лице возникает эта жуткая, напряженная горестность. Держится из последних сил. – Автоответчик. – Так, – бережно отзывается Кел, – прямиком на автоответчик? Или все же звонит какое-то время? – В первый день звонил. А потом сразу автоответчик. Это, конечно, могло означать, что Брендана держат в заложниках злые мужики, не оставившие ему в застенке зарядку для мобильного. А еще это могло означать, что он, добравшись туда, куда хотел, завел себе новый номер. А еще это могло означать, что он повесился на дереве где-нибудь в горах и телефон продержался чуть дольше хозяина. – Так, – повторяет Кел. – Пока вводных мне хватит, чтоб начать. Молодец. Трей выдыхает. – Не, – говорит Кел, – мы еще не закончили. Мне надо знать про то, как у вас все было, когда вы последний раз виделись. Через секунду Трей вдыхает еще раз и собирается с духом заново. На этот раз требуется усилие. Вид у малого внезапно делается утомленный, под глазами круги – слишком он юн для всего этого, – но Келу довелось побеседовать со множеством детей, слишком юных для подобного, и ни один не оказывался в таких беседах по собственному желанию. Кел говорит: – Двадцать первое марта, с твоих слов. – Угу. – Какой был день недели? – Вторник. – Отмотай на несколько дней назад. Происходит ли что-нибудь необычное? Брендан ссорится с мамой? С кем-то из приятелей? С мужиками в городе? – Мамка не ссорится. Она не такая. – Лады. С кем-нибудь еще? Трей жмет плечами. – Нинаю. Не говорил. – Его не взяли на работу? Заикался о новой девушке? Домой пришел позже обычного? Ищем хоть что-то не похожее на привычный распорядок. Малой задумывается. – Он был немножко сам не свой в ту неделю, наверное. Типа злой. В тот день, когда ушел, ему было мировецки, вот что. Мамка сказала: “Ты шибко довольный”, а он ей: “А чего киснуть-то, по-любому у меня на это времени нет”. И все. – Хм, – выдает Кел. План побега парня бы взбодрил, это точно. – Давай-ка теперь про двадцать первое. Начни с начала. Ты просыпаешься. – Брена не вижу. Еще спит. Ухожу в школу. Возвращаюсь домой, он смотрит телик. Сажусь с ним. Чуть погодя он уходит. – Во сколько? – Где-то в пять. Птушта мамка позвала к чаю, а он сказал не, ему надо по делам, и ушел. – На чем поехал? Машина, мотоцикл, велосипед? – Ни на чем. У мамки есть машина, но он ее не брал. Мотоцикла у него нет. Пешком пошел. – Сказал тебе куда? – Не. По прикидкам, пошел к ребятам. На часы поглядывал, будто ему надо где-то быть. Или успеть на автобус. Автобусы в Дублин и Слайго ездят по главной дороге, всего в паре миль отсюда, и хотя официальной остановки у них нет, Норин заверила Кела, что почти все шоферы – люди добрые, подбирают. Кел записывает: “Расписание автобусов 4–8 вечера, вт.”. – Болтали о чем-нибудь, пока телик смотрели? – О моем дне рожденья. Брен обещал купить мне годный велик, у меня только старый, гамно сраное, цепь заедает все время. Ну и про передачу по телику. Какое-то шоу с пением, не помню какое. |