
Онлайн книга «Понаехали!»
А у Мишаньки аккурат спина зачесалась. И еще меж грудей, корсетом подпертым, засвербело. И так крепко засвербело, что хоть ты палец сунь. - …и с государыней… которой вы представлены будете. Девица загомонили, правда, без особой радости, хотя с полным осознанием, что от этакой высокой чести отвертеться не выйдет. Мишанька же понял, что взопрел. Пока у камня стояли. Пока по-за камнем стояли. Пока ехали… на улице-то жарень неимоверная. А он в корсете… тоже мне, придумали… Боярыня же, рученьки белые за спиною сцепивши, прошествовала вдоль строя. - …но не думайте, что теперь от так… раз и в царицы! – она вновь остановилась перед Мишанькой. – Цесаревич разумен не по годам. И на это твое… бесстыдство… И пальчиком в бесстыдство ткнула. - …не поглядит. Мишанька по пальчику хлопнул. Может, она и доверенная боярыня, а нечего в чужие бесстыдства пальцами тыкать. - Ишь, вырядилась! - По последней, между прочим, моде, - сказал Мишанька исключительно из вредности. Конечно, мода эта где-то давила, где-то натирала, а плетеная корзина, прицепленная к заднице, и вовсе заставляла чувствовать себя полным идиётом, но не признаваться же этой вот… ей волю дай, то мигом всех под единый канон впишет, чтоб морда белая, щеки красные. И брови всенепременно дужкой. - Знаем мы эту моду… развратница! - Сама такая! – возмутился Мишанька. Нет, в той жизни он бы, может, и не обиделся. А в этой сам божественный камень засвидетельствовал его полную невинность. А тут обзываются. Боярыня покраснела и так, что краснота эта пробилась сквозь толстый слой пудры. Она раскрыла рот и издала тонкий протяжный звук, то ли стон, то ли крик. - Что здесь происходит? - раздался тихий властный голос, и Мишанька понял, что знакомство с государыней состоялось несколько раньше, нежели было запланировано. - Она… Девки присели, а то и сгорбились, поклон изображая, а одна и вовсе в поясе переломилась, ладонью по полу мазнув. Боярыня же вытянула руку и ткнула в Мишаньку пальчиком. - Она… она! Всякий срам потеряла! - А она обзывается, - Мишанька решил, что терять-то ему всяко нечего. Выгонят? Так он со всей возможною радостью выгонится, пока… не вылезло, что он, конечно, может, и девица ныне, но не так, чтобы с большим девичества опытом. Куда ему на смотрины? И вообще… - Зимолюба? Царица выгонять не спешила. Она прошлась вдоль строя, аккурат, как прежде прохаживалась боярыня, и девки, без того растерянные от высокое этое чести, вовсе застыли неподвижно. И дышать-то, верно, боялись. - В-вырядилась! Ни стыда, ни сраму… - проворчала боярыня в стороночку, но как-то… неуверенно, что ли. - Ведьма? - Ведьма, - со вздохом согласился Мишанька. - Любопытно… прежде ведьмы благословения не удостаивались, - сказала царица, Мишаньку разглядывая. - Развратницы потому как… - вновь подала голос боярыня. В стороночку. - Сколько тебе лет, дитя. Дитятей себя Мишанька никак не ощущал. Но не спорить же с царицей. - Двадцать пять, - потупившись, признался он. - И не замужем? Тут Мишанька счел нужным промолчать. Он-то был женатым, но то раньше, а теперь, когда государь бумаги-то подписал, оно и вышло, что он и не замужем, и не женатый. - Перестарок еще… - Богам виднее, - произнесла царица миролюбиво. – Наш долг сделать так, чтобы смотрины прошли… без происшествий. Что ж… с тем представляю вам достопочтенную Зимолюбу Никодимовну Мещерскую, которая и будет следить, что за порядком, что за… всем прочим. С просьбами ли, с пожеланиями ли, с жалобами, коли такие приключаться, обращаться к ней. Она же ведает и холопками, приставленными вам в услужение. И нет, некоторое время вам придется довольствоваться ими, ибо дворец пусть и велик, но не безразмерен, еще и слуг мы точно не вместим. Полагаю, по одной девице на двоих будет довольно… Стоявшая подле Мишаньки девица губы поджала, но все же, если и была недовольна, то сумела это недовольство скрыть. А вот та, другая, в роскошном летнике, расшитом золотом так, что сделался он тяжел, словно доспех, не удержалась: - У папеньки мне дюжина служила! Царица опалила её взглядом, но все ж улыбнулась: - Если сие неудобство для вас невыносимо, то, пожалуй, я могу вернуть вас к папеньке, коль уж у него вам привычней. - Не надо! - В таком случае… вечером надеюсь видеть вас на малом пиру. - А… - подала голос еще одна девица. – А наряды? - А вот за нарядами можно и к папеньке… Зимолюба Никодимовна проследит, чтоб вам доставили ваш багаж. Только учтите, комнаты не так и просторны. …в этом Мишанька имел возможность убедиться. Просторны? Да у него в доме ключница имела конуру побольше. Нарочно она, что ли? - Ишь, змеюка, - произнесла смутно знакомая девица немалых достоинств. В прошлой-то жизни Мишанька, несомненно, обратил бы на них внимание, хотя сам и предпочитал обычно женщин иной стати, звонких да хрупких. - Ты про кого? Он обошел комнатушку – им с девицею милостью постельной боярыни досталась крайняя, небось самая тесная и неказистая – и остановился подле кровати. Кровати стояли друг напротив дружки, и дотянуться до второй можно было, не вставая. За кроватями уместились сундуки. Как сундуки. Сундучки. - О царице-матушке, чтоб её… вот ведь свекровь кому-то достанется! Видела, как она на нас выпялилась? – девица пощупала покрывало на кровати, после и белье, и подушку помяла, нахмурилась. – Перо… - Чего? – не понял Мишанька. - Перо, говорю. Пуховых пожалели. Перины, небось, тоже перешитые, которые из трех одна выходит. Батюшка мой тоже старые велит вытряхивать, сушить, а после уж и новые шьют. Но не для гостей! Для дворни. Они и таким радые. Речь девицы была вроде и понятной, но смысл сказанного от Мишаньки категорически ускользал. Какие перины? Куда их трясти? И зачем перины дворне? - У нас на перьевых, небось, и собаки не леживают, - сказала девица с презрением. – А тут же ж дворец! - И что? – Мишанька хотел было присеть на кровать, но ткань платья натянулась, а корзина плетеная впилась в то самое место, очертания которого она и призвана была подчеркнуть. – Дворец огромный. Знаешь, сколько тут людей? - Много? - Много. |